Психолог что спрашивает: Упс, страница куда-то подевалась…

Содержание

Психологи назвали 8 самых популярных вопросов, которые пациенты очень хотят, но стесняются задать

«Хочу задать вопрос, но боюсь показаться странным и глупым» — подобная мысль наверняка посещала каждого стеснительного человека.

AdMe.ru собрал для вас небольшой список вопросов, которые чаще всего не задают люди на первом визите к психологу, хотя им очень хочется это сделать.

1. Как понять, что я начал сходить с ума?

Каждому человеку хоть раз казалось, что он начинает сходить с ума. Подтверждается всего 5 % случаев серьезных психических расстройств, заподозренных пациентами при самодиагностике. Если вы любите разнообразные тесты и вас насторожили результаты, то самым мудрым решением будет посетить кабинет психолога. Если все серьезно, то он вас направит к психотерапевту.

2. Чем отличается психолог от психиатра?

Тут все просто. Психиатр — это врач, сфера деятельности которого – психические отклонения и патологии. А психолог не обязан иметь медицинское образование. Его пациенты – психически здоровые люди, попавшие в сложную ситуацию.

3. У психологов бывают психологические проблемы?

Психологи — это такие же люди, как и их пациенты, и они переживают те же кризисы, конфликты, нервные срывы. Но есть одно большое отличие. Психолог может распознать свою проблему, найти ее истоки и решить. И в случае необходимости он, не откладывая проблему в долгий ящик, прибегнет к профессиональной помощи.

4. Вы рассказываете о своих пациентах друзьям?

От утечки частной информации за пределы кабинета застраховаться невозможно, так как в любой профессии встречаются нечистоплотные люди. Но такие случаи являются исключением. Чтобы быть уверенным, обсудите перед началом терапии границы конфиденциальности со своим психологом.

5. Вы ведь работали с такими же случаями. Почему вы просто сразу не дадите совет?

Работа психолога заключается не в том, чтобы советовать, а в том, чтобы помочь человеку самостоятельно дойти до истинных причин и правильных решений. Советовать невозможно даже в похожих ситуациях. Все люди разные, не может существовать универсального способа решения проблемы, который подойдет для всех.

6. Вы моложе меня, как вы можете мне помочь?

Бытует мнение, что хороший психолог пользуется собственным жизненным опытом. А если ему 32 года, то о каком опыте может идти речь? На самом же деле психолог опирается на обширные теоретические знания о функционировании человеческой психики.

7. Вы будете смеяться надо мной, когда я уйду?

Люди с фобиями очень часто страдают не только от самой фобии, но и от страха быть осмеянными окружающими, и поэтому такой вопрос совершенно закономерен. Психологу необходимо наладить связь с клиентом, понять его проблему — это большая работа, но никак не повод для издевок и шуточек.

8. Как мне его вернуть?

После расставания очень велик риск развития стресса и депрессий. Этот период легче пережить, посещая психолога. Он поможет осмыслить ситуацию, сделать для себя выводы, понять причины и войти в новые отношения (или вернуться в старые, если так уж хочется) без страха и опасений за свое будущее.

Иллюстратор Mariya Zavolokina специально для AdMe.ru

«Что вы чувствуете?» Для чего психолог спрашивает о чувствах?

Люди, впервые оказавшиеся в кабинете психолога, часто недоумевают, почему тот постоянно заостряет внимание на чувствах, которые они испытывают. Вопрос «Что вы чувствуете, рассказывая об этом», многих ставит в тупик. О чувствах, действительно, очень непросто говорить – гораздо проще рассказать о мыслях, которые вызывала ситуация в прошлом или порождает сейчас, или о действиях, которые человек совершил или не совершил. На сессиях мне периодически задают вопрос: «ну какое отношение ко всему этому имеют мои чувства?» Обычно люди приходят на консультацию, чтобы узнать, как справиться с ситуацией и как жить дальше, а вместо этого психолог зачем-то пытается погрузить их в чувства, в которые чаще всего совершенно не хочется возвращаться, особенно если речь идет о тяжелой, травмирующей ситуации для человека. Давайте попробуем разобраться, для чего это делается.

У человека, пережившего какую-то эмоционально тяжелую для него ситуацию, чувства по отношению к ней могут быть частично или полностью заблокированы. Это защитный механизм нашей психики – когда эмоции причиняют сильный дискомфорт, проще всего их «отключить». Причем, чем тяжелее была травма, тем сложнее будет осознать чувства, связанные с ней. В случае страшных, непереносимых переживаний вытеснение может затронуть не только эмоции, но и саму память о событии – человек может не помнить деталей ситуации или травматическую ситуацию в целом.

Возникает вопрос: если этот механизм защищает нас от боли, зачем же тогда психолог пытается вытащить на поверхность все эти чувства? Дело в том, что они никуда не исчезают – мы можем не осознавать их, но они так или иначе будут влиять на нас. Подавленные переживания могут находить разные «дорожки на поверхность» – например, выливаться в депрессивные состояния, панические атаки или психосоматические расстройства. Один из наиболее эффективных методов работы в такой ситуации – найти вытесненные эмоции, встретиться с ними и прожить, «прогоревать» их.

Это могут быть чувства обиды, страха, отчаянья, злости и так далее. Вербализуя их, находя в себе силы и смелость говорить о них с психологом, человек постепенно снижает интенсивность этих переживаний. Есть множество техник для того, чтобы проработать вытесненные чувства – в частности, хорошие результаты дает арт-терапия, телесно-ориентированная терапия, психодраматические техники.

Однако сложности с пониманием и выражением чувств касаются не только ситуаций, где присутствуют тяжелые, травматические переживания. В обычной жизни мы редко обращаем внимание на свои чувства или делимся ими – во многих из нас с детства живет мысль, что говорить о чувствах – слабость, что это стыдно. Особенно это касается воспитания мальчиков. Одна из «болезней нашего времени» – алекситимия, неспособность понимать и различать свои эмоции и чувства, а также неумение выражать их. Но не осознавая своих собственных чувств, человек не научится и понимать, нравится ли ему то, что с ним происходит или нет, не сумеет осознавать свои желания и отделять свое собственное «хочу» от навязанных ему извне многочисленных «надо», не найдет в себе те ресурсы, которые могли бы помочь ему справиться с той или иной проблемной ситуацией.

Именно поэтому так важно разговаривать о своих чувствах, постепенно открывая для себя новые грани своего внутреннего мира. И начать этому учиться можно в безопасном пространстве – в кабинете психолога. Это дает возможность не только лучше понять себя, но и гораздо эффективнее справляться со сложными ситуациями, не вытесняя при этом собственные эмоции и чувства.

В книге «Наука быть живым» Джеймс Бьюженталь писал: «Глубоко похороненные мысли и чувства, которые мы прячем от себя, боясь узнать самих себя и быть самими собой, появляются в сознании неожиданно. Некоторые из них болезненны, некоторые пугают, а некоторые наполнены горечью разочарования. Многие, встречаясь с этими бывшими узниками наших внутренних концлагерей, протестуют против их освобождения. Лучше не знать; лучше оставаться без них, утверждают они. Но жизнь сама по себе становится неполной и бесцветной, если мы не осмеливаемся взглянуть в лицо самой сущности своего бытия… Единственный способ обрести свою собственную витальность состоит в том, чтобы пройти через подлинную конфронтацию с этими чувствами и включить их в свое внутреннее жизненное осознание

».

Для того чтобы начать знакомство со своими чувствами, я чаще всего предлагаю моим клиентам вести «Дневник чувств». Есть много вариаций этой методики, но самое простое – ежедневно записывать в блокнот возникающие за день чувства, а так же указывать события, которые их вызвали, телесные ощущения и мысли, возникшие в этот момент, и действия, которые вы предпринимали или хотели бы предпринять в следующий раз. Вначале для определения своих чувств можно использовать таблицу эмоций и чувств, но очень скоро время вы заметете, что вам все проще находить точные определения и улавливать самые тонкие оттенки собственного внутреннего состояния.

Виктория Поджио

Спасибо за репост, друзья!

Другие материалы

Где найти хорошего психолога и о чем говорить с психологом

Как сделать

Кира Кузнецова
Автор-эксперт

Для многих первый поход к психологу — это стресс. Особенно если учесть, что в России тема психологической помощи до сих пор частично табуирована и понять, чего от нее ждать, самому не всегда удается. Разузнали все у психолога.

В нашей стране психологическая помощь еще очень далека от статуса нормы.

Поэтому, если вы приняли решение прийти на терапию к психологу впервые, вас может захватить вполне оправданное волнение. «С чего начать?», «Что вообще говорить?», «Поймет ли психолог?», «Как будет проходить сам сеанс?», «Как понять, насколько удачно прошла сессия?».

Внутри будут оживать разные мысли и переживания — ведь, чтобы решиться на эту встречу, вам пришлось признать свою беззащитность и обнажить уязвимую сторону. Также пугают неизвестность и перспектива говорить о себе с незнакомым человеком о сокровенном.

Чтобы снять тревогу и почувствовать себя более комфортно:

  • прочитайте отзывы про специалиста, к которому собираетесь идти. Узнайте, на какой из техник он специализируется;
  • не бойтесь показаться глупым или неопытным: скажите о том, что вы впервые на приеме, и опишите, какие чувства испытываете по этому поводу;
  • попросите психолога рассказать о том, как он работает с клиентами. Каких правил придерживается? Все работают по своей системе, так что это вполне резонный вопрос.

В процессе первой сессии попытайтесь понять и почувствовать, насколько вам подходит конкретный специалист.

Показателями будут «послевкусие» от терапии и подвижки в жизни после этого взаимодействия.

Задача терапевта — стать проводником, направить, чтобы вы сами нашли решение.

Он должен помочь выразить и понять ваши мысли и чувства. В результате этого осознания проблема, которая привела вас к нему в кабинет, разрешается.

Важно, чтобы инициатива исходила не только от психолога. Постарайтесь испытать максимальное доверие к специалисту и принять участие в процессе работы.

Помните, что вы можете отказаться от ответа на какие-то вопросы, если пока не готовы к их обсуждению.

Психолог, конечно же, не имеет права оскорблять, унижать или давать оценочные суждения по поводу вашей ситуации.

Встреча с психологом — начало пути к самому себе. Возможно, вы ощутите, что все предыдущие шаги самопознания будто бы были подготовкой к этому большому путешествию. А оно пройдет в сопровождении помощника, который подсветит то, чего вы раньше не видели.

Узнайте больше по тегам:

Кира Кузнецова
Автор-эксперт

Подробнее

Вам будет интересноВам будет интересноВам будет интересноВам будет интересноВам будет интересно

блеск и нищета патопсихологической диагностики / Хабр

Привет, Хабр!

Меня зовут Кристина, я клинический психолог. Около двух лет назад я опубликовала на Geektimes пост о патопсихологической диагностике, в котором рассказала о том, как производится исследование психики пациентов в психиатрическом стационаре на предмет наличия или отсутствия нарушений мышления, памяти и других функций психики.


Всё, что нужно знать о нашей патопсихологической диагностике. Источник: [43, стр. 133-134].

В комментариях мне задали довольно много вопросов о том, насколько надёжны используемые методы, где границы их применимости и т. д. В своих ответах я последовательно защищала используемый инструментарий и психиатрию / психологию в целом.

Прошло два года, и я уже не тот наивный специалист, который только вышел из государственной системы психиатрической помощи, я успела поработать в частной практике, тесно сотрудничая с психиатром и имея возможность увидеть те аспекты психиатрии, которые ранее были скрыты от меня. Мои взгляды на индустрию душевного здоровья несколько изменились.

Сегодняшний пост будет не таким восторженным и, возможно, несколько более эмоциональным. В нём будет некоторое количество инсайдерской информации, на которую, к сожалению, я не могу привести пруфы, но я постараюсь в ключевых моментах обосновать свои доводы соответствующими ссылками. Скажем так, в индустрии всё не так радужно, как мне бы хотелось, и я считаю, что о её проблемах нужно говорить открыто.

Пост написан в соавторстве с Лобановым Виталием (hdablin). Текст получился довольно длинным, в нём мало картинок и много пространных рассуждений. Но если вам интересны проблемы диагностики в психиатрии и смежных дисциплинах, добро пожаловать под кат.

Комплексный подход в диагностике психических заболеваний

В диагностике психических заболеваний важен комплексный подход[1, стр. 22], и об этом много говорят. Действительно, оценка состояния пациента не должна производиться на основании наличия или отсутствия отдельных признаков нарушений работы психики, необходимо воспринимать человека полностью, во всём многообразии его психической деятельности, выстраивая в процессе клинической беседы и / или патопсихологического эксперимента последовательно уточняющуюся, внутренне непротиворечивую модель его функционирования, дополняя и изменяя её по мере появления новых диагностических данных.

Говоря проще, недопустимо ставить человеку шизофренический (равно как и любой другой) патопсихологический симптомокомплекс только на основании того, что он нашёл общее у таких понятий как “кошка” и “яблоко” (прекрасный ответ одного пациента: “косточки внутри”).

Но, к сожалению, многие специалисты поступают именно так: нет никакой гарантии, что попав в систему, вы не получите ярлык “шизофреника” только потому, что вы дадите ответ, не предусмотренный в методичках 50-70х годов или в голове самого специалиста.

Так, однажды мне попалось заключение, в котором психолог отмечает нарушение мышления по шизофреническому типу, ссылаясь на то, что, выполняя методику на исключение лишнего, из четырёх изображений — воздушного шара, самолёта, автомобиля и парохода, исследуемый исключил воздушный шар, обосновав это тем, что это средство передвижения устарело.

Проблема общего тезауруса

Комплексная диагностика — важная и даже отчасти модная тема, но то, что говорят о ней, порой вводит меня в недоумение. Так один из отечественных авторитетов в области диагностики открыто продвигает идею о том, что используемые в диагностическом процессе методики должны “

иметь общий тезаурус

”. И, сюрприз-сюрприз, этот человек свою научную работу строит именно на создании комплекса методик, использующих единый терминологический аппарат.

Простая идея о том, что во всём цивилизованном мире уже давно научились выстраивать системы “перевода” / взаимного отображения разных концепций личности (например), как раз для того, чтобы можно было использовать разные методики, основанные на различных моделях, для сравнения между собой и для построения той самой комплексной оценки, полностью им игнорируется.

А почему? Да просто потому, что если принять это во внимание, будет очень сложно рекламировать собственную, “не имеющую аналогов” систему методик. Ведь её ценность, согласно автору, как раз в едином тезаурусе, который по факту никому особо и не нужен.

Возьмём, например, обозначенную этим самым авторитетом проблему несовпадения моделей описания личности: дескать, существует множество способов её описать (это так), и разные методики исследования нацелены на использования различных подходов к её описанию: кто-то говорит о пяти факторах, кто-то об акцентуациях, а кто-то вообще использует типологию Майерс-Бриггс.

Но ещё в конце 80-х было опубликовано исследование[2], которое показывает, что пятифакторная модель превосходит типологию Майерс-Бриггс. В нём же показано, какие именно шкалы Пятифакторной модели коррелируют с типологиями Майерс-Бриггс, что даёт (при желании) возможность [не идеально точно, но всё-таки] отобразить данные, описанные в рамках одной модели, на другую.

Популярные в России модели акцентуаций — такие, как классификация Леонгарда и получившая широкое распространение продолжающая её классификация Личко, в существенной степени основанная на классификации психопатий Ганнушкина, на Западе не слишком популярны.

Зато там используются некоторые схожие классификации — такие, как психоаналитическая диагностическая модель Мак-Вильямс, которая не имеет однозначного отображения на Пятифакторную модель, они различны по своей сути[3] или клинические шкалы опросника Шелдера и Вестена[4], которые вполне себе взаимоотображаются на Пятифакторную модель[5].

Но самое интересное заключается в том, что шкалы опросника Шелдера и Вестена неплохо соотносятся с психоаналитической диагностической моделью, предложенной Мак-Вильямс[6]. И, разумеется, они соотносятся с классификацией, используемой в DSM.

К чему я это всё рассказываю? К тому, что, во-первых, проблема различия используемого тезауруса частично решена (в достаточной степени, чтобы клиницисты могли использовать методики, основанные на разных моделях описания личности, для комплексного анализа), а, во-вторых, к тому, что в западной научной и клинической практике используется более здравый подход, направленный не на разработку новых уникальных методик и моделей описания, а на исследование соотношения и возможности взаимного отображения уже имеющихся моделей (психоаналитической, клинической из DSM, Пятифакторной).

Бесполезная на практике двойная диагностика

Изначально предполагалось, что экспериментально-психологическое исследование будет использоваться в дополнение к общему клиническому изучению больных[11, стр. 22], выполняемому врачом-психиатром, с целью решения задач дифференциальной диагностики, ранней диагностики патологических изменений психики, оценки эффективности терапии и др.

По идее, это должно приводить к тому, что человека проверяют два разных специалиста, используя два разных набора диагностических инструментов, что, вроде как, позволяет обеспечить большую точность и уменьшить вероятность ошибок. Дескать, если один из специалистов сильно ошибётся, его результаты не совпадут с результатами коллеги, они обсудят пациента и найдут ошибку, она не останется незамеченной.

На практике (инсайд, без пруфов) дело обстоит не так радужно: психолог является “нижестоящим” специалистом по отношению к психиатру и в ряде случаев он просто подгоняет свои результаты под тот диагноз, который выставил психиатр. Но бывают ситуации ещё хуже, когда психиатр просто приходит к психологу и спрашивает, какой диагноз поставить тому или иному пациенту (психолог формально не имеет права выставлять диагнозы, его этому не учили, но так бывает).

Вообще, в индустрии, по крайней мере, в государственных структурах существует такое явление, как “проклятие первого диагноза”. Суть его предельно проста: многие не хотят связываться с изменением диагноза пациента: если где-то когда-то кто-то нашёл у него что-то шизофреническое, с огромной вероятностью следующие специалисты (и психиатры, и психологи) будут видеть этот “шизо-компонтент” — независимо от того, есть ли что-то такое у пациента — просто потому, что сказать о его отсутствии — значит либо поставить под сомнение квалификацию предыдущего специалиста, либо свою, а так же обречь себя на кучу бумажной работы. Поэтому на практике бывает так, что результаты диагностики просто “подгоняются” под полученные ранее.

У психиатров дело обстоит ненамного лучше: смена диагноза — достаточно геморройная процедура, и этого стараются избегать, по возможности обеспечивая совпадение результатов всех обследований пациента. Механизм защиты от ошибок не работает.

Игнорирование параметров среды при тестировании

Одним из существенных нарушений идеологии комплексного подхода в диагностике является игнорирование многими психологами параметров среды, в которой производится экспериментально-психологическое исследование.

Проще всего объяснить на примере СДВ(Г) — заболевания, которое, среди прочего, характеризуется неспособностью человека сосредоточиться на задаче, высокой отвлекаемостью на посторонние стимулы. Берут этого человека, приводят в тихий кабинет психолога, психолог проводит исследование, человек его успешно проходит, психолог пишет, что всё нормально.

Но стоило бы негромко включить радио, и результаты этого исследования изменились бы радикально: у таких больных очень сильно проседает результативность в тестах на производительность при наличии малейшего отвлекающего раздражителя[7]. Но на практике мало кто из психологов этим заморачивается, обычно проводят исследования в потоковом режиме в тишине кабинета, после чего отмечают положительную динамику, ага.

И уж точно, даже если кто-то и проводит такое исследование в условиях зашумлённости, то не отражает этот факт в своём заключении: принятая форма написания заключений по результатам патопсихологического эксперимента вообще не предусматривает описания параметров среды, в которой производилось тестирование, хотя одна только зашумлённость может радикально повлиять на его результаты[7].

Разумеется, эта проблема проявляет себя не только в диагностике СДВ(Г), это общая проблема, относящаяся ко всем результатам нейро- / патопсихологического исследования.

В современных источниках уделяется высокое внимание стандартизации как процедуры тестирования, так и параметров среды, в котором оно проводится[8, пар. 16.316]. У нас на практике эти параметры не просто не стандартизируются, они даже не указываются в тексте заключения. Но про стандартизацию мы ещё поговорим ниже.

Игнорирование параметров фармакотерапии при патопсихологическом тестировании
Многие психологи не разбираются в психофармакологии, и это ужасно. Хуже того, никто не указывает в своих заключениях, какое фармакологическое лечение получал пациент на момент исследования. А от этого очень многое зависит.

Откуда я могу знать, чем вызвана эмоциональная уплощённость, отмеченная коллегой в заключении — болезнью или принимаемыми препаратами (здесь фишка в том, что человеку, далёкому от психофармакологии, даже если он клинический психолог, сложно будет понять, вызваны ли наблюдаемые явления самой болезнью или попытками её лечения).

При том, что в мировой практике уже давно признано влияние медикаментов на результаты нейро- / патопсихологической диагностики[8, пар. 16.271], у нас психологи могут даже не поинтересоваться, какие медикаменты принимает пациент. И в результате, например, тревожники, которым назначили высокие дозы нейролептиков (нередкая в РФ практика) становятся “шизофрениками” — просто потому, что психолог не понимает, отчего это перед ним человек заторможенный с уплощённой мимикой и т.п.

В идеальном мире нейро- / патопсихологическая диагностика должна выполняться “насухую”, без препаратов[29, стр. 28] (или, по крайней мере, без нейролептиков), а в случаях, когда это невозможно, необходимо указывать препараты с дозировками, на которых происходило исследование, и привлекать психиатра (если психолог сам не разбирается в том, как эта фарма влияет на оцениваемые параметры), чтобы выявить эффекты принимаемых пациентом лекарств и отделить мух (влияние препаратов) от котлет (нарушений речи, мышления и т. п.).

Игнорирование параметров физиологического состояния пациента

Ладно, в фарме многие психологи не разбираются, или недостаточно учитывают ее влияние на данные эксперимента (хотя в программе обучения клинической психологии в медицинских универах соответствующий курс есть, да и тот же NEI вполне принимает психологов на обучение). Мне это непонятно, но, вроде как, формально они этого и не должны уметь (хотя принцип “не умеешь сам, обратись к тому, кто умеет” тут должен соблюдаться). Это я с большой натяжкой могу понять.

Но при тестировании также часто не учитываются другие параметры состояния исследуемого, которые могут повлиять на результаты диагностики: боль[8, пар. 16.281], усталость (не болезненная астения, а обычная человеческая усталость, когда, например, пациента отправляют на диагностику после выполнения работ по отделению)[8, пар. 16.264], психоэмоциональное состояние[8, пар. 16.257], стресс от самой процедуры тестирования[8, пар. 16.292].

Отсутствие системного подхода к диагностике

В

прошлой статье

я много красивых слов посвятила важности системного подхода в патопсихологической диагностике: нельзя на основании одного-двух признаков судить о пациенте в целом.

Что же мы видим на практике? Нередко в одном и том же заключении психолога можно увидеть, например, существенные нарушения мышления по шизофреническому типу и их отсутствие, сформированную мотивацию на прохождение исследования и её явную недостаточность и прочие противоречия.

Почему-то некоторые мои коллеги даже не пытаются сформировать некий единый взгляд, единую модель пациента, и если методики выдают противоречивые результаты, они не бегут разбираться и ретестировать, а просто тупо записывают эти разные результаты в разные части заключения. Дескать, я тут чего-то намерял, а вы — разбирайтесь сами, что это значит. Бесит.

Произвольность интерпретации результатов методик

Довольно низкие параметры валидности и надёжности многих используемых на практике методик (конкретные примеры разберём в следующем разделе, там же будут и пруфы) приводят к тому, что зачастую интерпретация результатов тестирования бывает крайне субъективной.

И относится это не только к проективным тестам[9, стр. 8], но и к, казалось бы, стандартизированным опросникам, таким, как СМИЛ. Даже если вы почитаете саму Собчик[10, стр. 5], вы увидите огромный баг этого теста: “количественные показатели методики не являются абсолютом: они должны рассматриваться в обобщённой совокупности данных об изучаемом человеке”.

Фраза хорошая и правильная, но она демонстрирует, в частности, тот факт, что на практике даже один и тот же профиль СМИЛ (результат тестирования) может быть интерпретирован разными специалистами по-разному. Опять же, проблема бы частично решалась, если бы коллеги указывали в своих заключениях непосредственные результаты прохождения методики (для чего даже разработана специальная краткая форма их записи), но часто они эти результаты не указывают: только интерпретация.

И СМИЛ здесь — не самое страшное. Всякие “пиктограммы” и прочие “сравнения понятий” предоставляют гораздо бо́льшую свободу интерпретации, не говоря уже о проективках. Это, конечно, тоже относится к вопросам валидности и надёжности, которые мы обсудим чуть позже, но здесь хотелось бы сказать коллегам: пожалуйста, указывайте не только свои выводы (которые, сюрприз-сюрприз, могут быть неверны), но и те данные, на основе которых вы их сделали. Несколько больше писанины, но итоговый результат того стоит.

Отсутствие стандартизации в используемых методиках тестирования

Мало того, что каждый психолог волен использовать свой набор тестовых методик (что, возможно, и не так плохо, т.к. даёт возможность специалисту подобрать оптимальные инструменты в каждом конкретном случае), иногда выбирая совершенно неподходящие инструменты, так ещё и единого наименования методик в индустрии просто не существует.

Возьмём, к примеру, методику “Пиктограмма” (модифицированный тест Лурии на опосредованное запоминание). Мне встречались, как минимум, четыре набора используемых понятий, и когда я вижу в чужом заключении данные, полученные с помощью этой методики, я понятия не имею, какой именно набор использовался.

В защиту коллег скажу, что при желании точно указать версию используемой методики психолог сталкивается с определёнными сложностями — просто в силу того, что стандартного референсного каталога методик просто не существует, и если специалист захочет точно указать её, ему придётся писать длинную ссылку на источник, из которого был взят конкретный набор, а то и с указанием страницы — как в академических статьях, блин. Это просто неудобно, длинно, да и врачи могут не понять.

Бесполезность патопсихологической диагностики

Все эти факторы, перечисленные в предыдущем разделе, а также множество других приводят к тому, что в ряде случаев нейро- / патопсихологическая диагностика становится совершенно бесполезной процедурой.

Не поймите меня неправильно, я люблю диагностику, в т.ч. патопсихологическую, и считаю, что она может быть очень полезна при правильном и уместном использовании (об этом тоже расскажу), но факт остаётся фактом — часто она ничего не даёт ни врачу, ни пациенту, ни психологу.

Собственно, это было той причиной, по которой я ушла из психиатрического стационара, и на тот момент я думала, что проблема только в организации процесса в нашей больнице, но оказалось, что в действительности всё не так, как на самом деле: область проблем гораздо шире и простирается далеко за пределы моего предыдущего места работы.

Диагностика под препаратами

Я уже говорила об этом, но здесь мне хочется немного раскрыть моё субъективное понимание проблемы. Дело в том, что в практической деятельности психолога полностью избежать необходимости проводить диагностику людей, принимающих психиатрические препараты, не получится: если пациент в остром состоянии, часто необходимо эту остроту снять, а уже потом разбираться с тем, откуда она взялась. Это нормально и оправдано, это даже хорошо, что тут не пытаются проводить сначала сложную и долгую диагностику.

Но есть одно “но”: после того, как человека завели на препараты (особенно на нейролептики, но не только), список вопросов, на которые может ответить психолог, проведя своё исследование, существенно сужается. Да, я могу посмотреть, насколько [не]устойчиво внимание у пациента сейчас, но я не могу сделать никаких внятных предположений относительно того, почему оно именно такое: потому, что это характеристика самого человека, или потому, что это влияние таблеток.

Точнее даже не так: предположения я сделать могу, но это будет уже моё субъективное мнение, методики, используемые в отечественной диагностике en masse, не предусматривают внятной процедуры дифференцирования влияния препаратов. И какой толк от валидности и надёжности методики, если в конечном итоге я по своему усмотрению решаю, какие данные учитывать, относя их к свойствам психики исследуемого, а какие отбросить, списав на действие таблеток.

И если в частной практике я могу отказаться от такой диагностики, объяснив её бесполезность клиенту, то в больнице психологу приходится проводить эти заведомо недостоверные диагностики конвейером.

Опять же, разумеется, опытный психолог не будет сильно ошибаться в этом вопросе и будет достаточно корректно учитывать влияние препаратов, но это будет субъективное мнение, к инструментальной диагностике, которой так хочется хвастаться, отношение это всё будет иметь весьма посредственное.

Формальность повторной диагностики

На то, чтобы провести корректное патопсихологическое исследование, у меня уходит от полутора до четырёх часов, а иногда и больше. Это вместе со сбором анамнеза, клинической беседой, собственно, патопсихологическим экспериментом и объяснением результата клиенту на понятном неспециалисту языке.

В стационаре на повторную диагностику (которая, по идее, проводится, чтобы определить динамику состояния пациента) в ряде случаев специалист затрачивает минут пятнадцать.

Не потому, что он намного опытнее меня, а потому, что к повторной диагностике некоторые психологи (да и психиатры этим грешат) относятся формально. “Шизофрения неизлечима, если есть F.2X, нет смысла его смотреть — просто рисуй ему шизофренический симптомокомплекс и всё!” — такова логика значимого количества повторных обследований.

Я уже не говорю о том, что зачастую проводятся эти повторные обследования не по показаниям, а по недоступным постижению соображениям руководства (всякие там чисто бюрократические требования к частоте психологического обследования).

Бесполезность для пациента

Поработав несколько лет в нормально организованном процессе, я могу с уверенностью сказать, что та диагностика, которую мы проводили в стационаре, была бесполезна для пациента.

Пациент ничего о себе не узнавал, никто не объяснял ему, какие результаты получены, их даже не озвучивали, поскольку это было бы вмешательством в лечение, и врачи такой шаг не оценили бы.

Говорить о том, что эта процедура повышает комплаенс, тоже неправильно. Это здесь, когда я объясняю клиенту, что я увидела, почему именно я считаю, что увидела именно то, что увидела, как это соотносится с тем, какой диагноз поставит, и какое лечение назначит психиатр, я вижу, что готовность клиента к сотрудничеству повышается.

А там, в больнице, многие пациенты относились к процедуре патопсихологической диагностики весьма прохладно: в лучшем случае скептически, в худшем — резко отрицательно. И я их понимаю.

Бесполезность для процесса лечения

Но, может быть, эта диагностика была полезна для врача (и для пациента — только косвенно)?

Отнюдь. Наши результаты никуда дальше не шли. Единственное, что от нас требовалось — это чтобы они совпадали с тем, что нужно психиатру. Одни врачи настаивали на том, чтобы мы подгоняли свои выводы под их видение, другие просто спрашивали у нас, какой диагноз ставить (да, отечественная психиатрия в… в общем, в плачевном состоянии).

Никто не сидел и не корректировал фармакологические схемы на основании наших результатов, никто не назначал и не отменял психотерапию, никто не менял режим сна и отдыха — в общем, в лечении пациента, когда заканчивался бюрократический этап обеспечения “одинаковости диагнозов”, влияние результатов нашей работы было околонулевым.

Отсутствие системного образования в области психиатрии и психофармакологии для психологов

Да, можно отучиться в том же NEI или почитать Шталя с Капланом и Сэдок (рекомендую тем коллегам, кто ещё не), но это не заменяет качественного системного вузовского или послевузовского образования в этих областях. Да, есть некоторое количество курсов психиатрии для психологов, но то, что я видела — лютый ужас (кроме NEI, разумеется).

И я не понимаю, как человек, который не знает ни психиатрию, ни психофармакологию (психолог, пусть он хоть десять раз называется клиническим), может работать с психиатрическими пациентами. Да, у него всегда есть возможность научиться всему самостоятельно, перенять знания у психиатров и т. д., но многие ли этим заморачиваются?

К сожалению, нет.

Катастрофическое устаревание стимульного материала

Даже если не придираться к валидности и надёжности самих используемых методик (а мы обязательно придерёмся чуть позже), вопиющее устаревание стимульного материала заставляет меня делать фейспалм.

Возьмём, например, методику опосредованного запоминания по-Леонтьеву (не суть, что это такое): там есть карточки, на которых изображены различные предметы. Там есть чернильное перо[11, стр. 85], но нет смартфона. Это всё, что нужно знать о соответствии используемых методик современным реалиям.

Да, можно сказать: “не используй Рубинштейн, используй более современные методики”. Но где они? Ах, в учебнике Лезак? Но они не прошли адаптацию и апробацию на русскоязычной аудитории (по крайней мере, не все).

Нет, всё действительно печально.

Методики

Ок, мы обсудили немного проблемы, которые есть в нейро- / патопсихологической диагностике в целом, давайте поговорим немного об используемых методиках. Для начала определим такие понятия, как валидность и надёжность.

Валидность — это характеристика, которая показывает, насколько полученные данные соответствуют тому, что мы хотим исследовать[12]. Иными словами, это такая штука, при наличии которой мы можем быть уверены в том, что мы измерили именно то, что хотели измерить.

Надёжность — это степень устойчивости методики к погрешностям измерения. Надёжность имеет отношение к повторяемости результата. Например, используя один и тот же инструмент измерения, мы можем, при условии его надёжности, рассчитывать на то, что его (измерения) результаты по одному и тому же объекту в одних и тех же условиях будут постоянны[12] (если, конечно, характеристики объекта не изменились).

Давайте пробежимся по основным классам используемых в патопсихологической диагностике методик и посмотрим, насколько они обладают этими качествами.

Проективные тесты

Начнём с проективных тестов как с наименее стандартизированных и структурированных. К проективным методикам относятся такие тесты как ТАТ, РАТ, “Несуществующее животное”, “Дом, человек, дерево” и другие. Общим моментом является то, что испытуемый должен сам дополнять, интерпретировать или развивать стимул, предоставляемый экспериментатором[1, стр. 37].

В основе этих тестов лежит механизм, который Фрейд и Юнг называли “проекцией”. Считается, что посредством задействования этого механизма можно “вытащить” содержание неосознаваемых исследуемым, вытесненных в бессознательное, установок, переживаний, негативных эмоций и т.д.[1, стр. 37].

Интересным является тот факт, что даже в самих источниках, посвящённых проективным тестам говорится об “относительно низкой надёжности получаемых результатов, связанной с субъективностью интерпретации”, а также о том, что “трудно научными методами подтвердить надёжность и валидность рисуночных методик”[9, стр.8]. От себя добавлю, что это относится не только к рисуночным тестам, это общая характеристика всего класса методик.

В мета-анализе, проведённом в далёком 2000м году, было показано[13], что тест Роршаха, тематический апперцептивный тест и тест, известный в российской литературе как “Рисунок человека”, не обладают достаточно высокой валидностью. Авторы рекомендуют воздержаться от использования этих методик в судебной и клинической практике или, по крайней мере, ограничиться тем небольшим числом интерпретаций, которые имеют хоть какое-то эмпирическое подтверждение.

В более свежем мета-анализе от 2013 года[14] также сообщается о недостаточной валидности теста Роршаха. Но это не мешает включать этот тест в список “основных проективных методик патопсихологической диагностики” некоторым отечественным авторам[1, стр. 38], лол.

Относительно “Рисунка несуществующего животного” есть даже отечественное исследование[15], в котором

было установлено, что ряд толкований рисунка «несуществующего животного», которые описываются в литературе, не подтвердились. В частности, наличие зубов, рогов и когтей не связано с интегральным показателем агрессивности, определяемому по тесту Басса-Дарки.

Справедливости ради, хочу отметить, что и в отечественных источниках встречается адекватная оценка валидности и надёжности проективных методик. Так, например, Лубовский отмечает[16]:


Несмотря на ряд исследований и методических разработок за последнее тридцатилетие, психологическая диагностика развития находится на низком уровне. Это проявляется в отсутствии организационных принципов и унифицированного подхода, а также в господстве интуитивно-эмпирического подхода к диагностическим процедурам и оценке их результатов… В качестве средств диагностики применяются лишь не очень качественно стандартизированные версии классических интеллектуальных тестов. Результаты оцениваются интуитивно-эмпирически, т.е. произвольно.

С тестом “Рисунок человека” всё не сильно лучше. В исследовании 2013 года было показано, что не стоит его использовать для оценки интеллектуального исследования детей[17]. Не оправдал он себя и как инструмент для определения наличия факта сексуального насилия в биографии ребёнка[18], да и как тест для определения уровня когнитивного развития, социальной адаптации, личностных характеристик ребёнка он не слишком хорош[19]. Не пригоден он и в качестве инструмента диагностики / скрининга поведенческих расстройств у детей[20].

Популярный в отечественной психологической тусовке тест Люшера тоже не имеет доказательств валидности, в исследовании от 1984[21] года не было найдено существенной корреляции между результатами этого теста и MMPI (стандартный объект для сравнения тестов, претендующих на выявление личностных особенностей), а его (теста Люшера) популярность в психологических кругах отлично объясняется эффектом Барнума.

Думаю, пруфов достаточно. Любому психологу очевидно, что у проективных тестов не может быть высокой надёжности — просто потому, что они допускают очень высокую вариативность оценки одних и тех же рисунков / рассказов испытуемых. Действительно, в ряде случаев результаты (в виде каких-то выводов и умозаключений, а не самих рисунков) гораздо больше говорят об интерпретирующем их специалисте больше, чем о самом исследуемом.

Опросники

Начнём с “

золотого стандарта

” личностной диагностики в РФ — стандартизированного многофакторного метода исследования личности (СМИЛа). Этот тест является адаптацией широко известного во всём мире теста MMPI (Minnesota Multiphasic Personality Inventory), созданного во время Второй мировой войны в целях профессионального отбора военных лётчиков[10, стр. 3].

О валидности и надёжности самого MMPI можно говорить много и долго, но фишка в том, что СМИЛ — это не MMPI, и переносить данные, полученные на одном тесте, на другой — некорректно. В методичке по СМИЛу говорится, что «статистическая обработка данных и сравнительный анализ результатов психодиагностического исследования с данными объективного наблюдения (подчас — многолетнего) подтвердили надёжность методики”[10, стр. 11]. Круто, чо.

Только, вот, в методичке[10] раздел с используемой литературой отсутствует как класс — библиография не указана, и где почитать про эти самые “подчас многолетние исследования” — непонятно.

В руководстве по СМИЛу хоть что-то похожее на описание стандартизации ограничивается вот таким пассажем[10, стр. 12]:

Перевод текста опросника проводился с помощью квалифицированных филологов, хорошо знающих тонкости словоупотреблений и построения фраз. Совершенствование перевода проводилось 9(!) раз после очередных апробаций теста на различных контингентах отечественной популяции. Частота нормативных ответов американцев сравнивалась с результатами ответов репрезентативной группы, состоявшей из 940 россиян.

Ссылки на соответствующую работу нет, имена “

квалифицированных филологов

” не указаны, описания “

контингентов отечественной популяции

” не приводится, результат сравнения ответов американцев и россиян — не приводится.

В другой своей книге Собчик очень самокритична[22, разд. “5.1. Индивидуально-типологический опросник (ИТО)”].:

Бывает так, что теории создаются на базе богатой фантазии и якобы находят свое подтверждение в описанных авторами нескольких наблюдениях. <…> Многие психологические тесты создаются без определенной теоретической базы.

Самое смешное заключается в том, что мне не удалось найти в Гуглошколяре по запросу “

Собчик СМИЛ валидность надёжность

” не только исследований самой Собчик, но и хоть каких-то упоминаний о том, что они вообще есть. И, сдаётся мне, дело тут не в проблемах поискового алгоритма Гугла.

Можно, конечно, сказать, что, дескать, MMPI валиден и надёжен, и, значит, основанный на нём СМИЛ — тоже, но нифига. Снова открываем Собчик[10, стр. 12], где читаем о том, что “некоторые утверждения были изменены <…> из опросника выделены 26 утверждений, которые оказались балластными”. Нет, после таких издевательств никак нельзя экстраполировать данные по валидности и надёжности на СМИЛ.

Могу сказать, что найти свидетельства валидности и надёжности (за исключением утверждений самой Собчик безо всяких пруфов) не удалось не только мне, но и автору работы “Методики, которые убивают науку”[23, стр. 263]:

Приведенные выше данные свидетельствуют о недостаточно теоретическом подходе в разработке и адаптации методик Людмилы Николаевны Собчик. В настоящее время, диагностики непригодны для построения психологического прогноза и применения в практической психологии. Они нуждаются в доработке и правильной адаптации.

Особенно мне понравился вывод автора этой работы[23, стр. 263]:


Популярность модифицированных тестов Собчик, которые применяются в школах, вузах, при профотборе, указывает на непрофессионализм редакторов, выпускающих сборники диагностик для психологов, преподавателей, рекомендующих студентам эти методики, и крайне плачевное положение психологии, как диагностического инструмента в научных исследованиях.

Резковато, но по делу.

Но, может быть, СМИЛ — единственный такой проблемный из популярных в отечественной диагностике опросников? Давайте проверим. Возьмём, например тест СМОЛ (“Сокращенный многофакторный опросник для исследования личности”), который разрабатывала не Собчик, а Зайцев. Это адаптированная версия теста Mini-Mult, который, в свою очередь, является сокращённой версией того же самого MMPI.

В работе, в которой был представлен СМОЛ, автор пишет[24]:

Качество разработанного стандарта СМОЛ проверяли путем сравнения его с результатами тестирования различных групп испытуемых (всего около 2000 человек), проведенного с нашим участием Н. И. Грачевой, Н.Е. Ножиной, Л.А. Зыряевой (ВКНЦ АМН СССР), Р.И. Хильчевской (Институт генетики АН СССР), А.Н. Гобжеляновым (Одесский медицинский институт) и др. Полученные данные свидетельствуют об адекватности указанного стандарта.

Ну, офигеть, блин! А с результатом, полученным с помощью каких методик, вы сравнивали? А то, может, с невалидным и ненадёжным СМИЛом? Не даёт ответа©.

Мои попытки найти хоть какие-то данные по валидности и надёжности СМОЛа во всё том же Гуглошколяре по запросам “тест мини-мульт валидность надёжность” и “тест СМОЛ валидность надёжность” снова не принесли результата. И нет, в Киберленинке, е-лайбрари и прочих местах я тоже ничего не нашла. Одинокое исследование[25] от 2014 года с выводами о, по меньшей мере, ограниченности применимости СМОЛа при шизофрении — всё, что мне удалось накопать на эту тему.

А что насчёт ИТО (индивидуально-психологического опросника)?” — спросит меня любопытный читатель. “А ничего” — отвечу ему я. Опять же, все данные о его валидности и надёжности, которые мне удалось найти, сводятся к двум цитатам автора методики”[22, разд. “5.1. Индивидуально-типологический опросник (ИТО)”]:

В период, когда начинались мои исследования в сфере психологии личности, вся работа протекала под мощным огнем критики, направленной на тесты вообще и особенно — на попытки вывести личностные особенности человека из его врожденных индивидных свойств. В чем-то такая ситуация пошла на пользу. Приходилось соответствовать самым строгим требованиям к себе, к проводимой работе

И


В течение последних десяти лет методика ИТО широко применяется в контексте различных по своим целям исследований в клинике пограничных психических расстройств, при изучении процессов деформации личности под влиянием неблагоприятных условий или эмоционального «выгорания» в рамках разных видов профессиональной деятельности, в целях кадрового отбора и профориентации. Полученные результаты подтверждают на практике концепцию теории ведущих тенденций.

По “

теории ведущих тенденций

” я бы тоже могла проехаться, и только тот факт, что это совсем уж не соотносится с заявленной темой поста, удерживает меня от этого. В общем, популярные у нас диагностические методики основываются на честном слове их автора. А потом — “

Почему психологов так не любят?

Но, может быть, мы зря используем инструменты, имеющие отношения к MMPI? Ок, давайте посмотрим на методику “Прогноз-2” (известную как “НПУ-2”). Оригинальной статьи Рыбникова, в которой он её представляет, в свободном доступе нет (ну, или я не нашла). И… и других данных по валидности и надёжности — нет.

Думаю, хватит пока опросников, много их таких, давайте переходить к следующему разделу.

Исследование мышления

Мой любимый раздел. Довольно часто в моей практической деятельности мне приходится исследовать мышление клиентов на предмет наличия / отсутствия нарушений по шизофреническому типу. Это достаточно важная часть диагностического процесса, на основе которой врачом-психиатром вполне могут приниматься решения относительно стратегии лечения пациента. И поэтому требования к валидности и надёжности используемых методик в этой сфере чрезвычайно высоки.

Большая часть используемых в этой сфере отечественных методик разработана в 20-70х годах XX века[26]. Они, эти самые методики, кочуют из учебника в учебник, зачастую не особо изменяясь со временем. Рассмотрим же их.

Первое, о чём вспомнят многие мои коллеги при разговоре о диагностике мышления — это методика “Пиктограмма”. Изначально предложенная А.Р. Лурия для исследования способности к опосредованному запоминанию в 60-х (по другим данным, её предложил Выготский[29, стр. 105]), она была существенно доработана Б.Г. Херсонским в 80-х[27, стр. 5].

На мой субъективный взгляд, “Пиктограмма” Херсонского является наиболее проработанной версией этой методики в отечественной патопсихологии, поэтому её и рассмотрим. Сам Херсонский в своей работе, презентующей эту методику говорит, что “в индивидуальной психодиагностике выявляемые изменения порой столь очевидны, что не нуждаются в измерении и уточнении”[27, стр. 6]. Странно такое слышать от человека, который предлагает стандратизировать одну из самых популярных методик, ну да ладно.

В этой же статье Херсонский говорит о том, что “Практика применения пиктограммы показала ее особую валидность в диагностике шизофрении”[27, стр. 14], ссылаясь на работы Рубинштейн, Лонгиновой, Блейхера, выполненные в 70х.

Это единственная ссылка на исследование валидности “Пиктограммы” в рассматриваемой статье. Помимо этого автор сравнивает “Пиктограмму” с… тестом Роршаха[27, стр. 83] и рисуночными тестами[27, стр. 91]. Клёвые объекты для сравнения, да.

Посмотрим теперь на работы, на которые ссылается автор. Меня несколько смущает, что более свежих статей по валидности и надёжности “Пиктограммы” найти не удалось, но пусть так, может, там были настолько убедительные доказательства, что и перепроверять не пришлось (смешно, особенно на фоне того, что в статье Лонгиновой от 98-года[28] о валидности методики для исследования мышления больных шизофренией нет ни слова).

Современное переиздание работы Рубинштейн, на которую ссылается Херсонский, не содержит ни слова о валидности приведённых методик[11] (оригинальную монографию 72-го года мне найти не удалось).

В переиздание работы Блейхера вопрос валидности рассматривается[29, стр. 26], более того, там говорится о том, что “валидность вообще” — некорректное понятие, что валидность должна оцениваться по отношению к конкретной задаче (весьма здравая мысль!).

Однако ссылок, на исследования, в которых была бы продемонстрирована валидность “Пиктограммы” хоть для каких-то целей, равно как и описания этих исследований, данное руководство не содержит. Зато в нём сказано, что Херсонский “в плане интерпретации пиктограмм взял критерии, близкие к используемым в тесте Роршаха (обе эти методики использовались им параллельно)”[29, стр. 107]. А с тестом Роршаха мы разобрались чуть выше.

Наконец, давайте возьмем руководство по клинической патопсихологической диагностике мышления за авторством самого Херсонского и посмотрим, что он сам говорит о валидности и надёжности: “Традиционные характеристики стандартизированных тестов, в частности, различные виды надёжности и валидности неприменимы в отношении НМИМ”[30, стр. 44] (нестандартизированным методикам исследования мышления). Вместо этих характеристик он предлагает использовать “Диапазон методики”, “Формализуемость ответа”, “Диагностическую ценность”.

Не будем здесь разбирать, что это такое, и насколько указанные характеристики близки к общепринятым понятиям валидности и надёжности, а просто отметим прогресс автора — в 80х он утверждал (без нормальных ссылок), что “Пиктограмма” валидна, по крайней мере, для диагностики шизофрении, а после 2000-ного уже говорит, что она не может быть валидной принципиально. Прогресс, вызывает уважение (абсолютно без сарказма: способность изменить своё мнение и признать это довольно редкая штука в нашем академическом сообществе).

Вообще, Херсонский — большой молодец, он много полезного сделал для патопсихологии, и я обязательно расскажу о его заслугах ниже. Но “Пиктограмма” от этого валидной и надёжной не становится.

Ладно, с пиктограммой разобрались. Посмотрим, что ещё нам предлагается использовать: “Классификацию предметов”, “Исключение предметов”, “Сравнение и определение понятий”, “Трактовку пословиц, метафор и фраз”, “Заполнение пропущенных в тексте слов” и другие методики[1, стр. 35; 11, разд. 7].

Херсонский относит все эти методики к классу НМИМ[30, стр. 42-43], и я в этом с ним согласна. А для НМИМов нет смысла пытаться найти доказательства вадидности и надёжности. В обзоре литературы по диагностике мышления[26] прямо говорится о том, что “Русскоязычные методики созданы преимущественно в 50-60-х годах 20-го века, они эффективны в выявлении нарушений мышления как стимульный материал, просты
в применении, но не прошли процедуру научного доказательства их психометрических свойств
”.

Собственно, о какой валидности и надёжности можно говорить в случае методик, большинство из которых вообще не прошло процедуры стандартизации, а те, что прошли, всё равно допускают субъективность и [в высокой степени] произвольность трактовок результатов?

Тесты интеллекта

В отечественной психодиагностике примечательна работа К.М. Гуревич[31], написанная в далёком 1980м году, но не потерявшая актуальности до сих пор. Отмечая, что в современных вариантах тесты интеллекта (Бине — Стенфорд, Векслер и др. ) отличаются высокой надежностью, автор открыто говорит о том, что


сложившееся в тестологии интеллекта положение нельзя назвать удовлетворительным. После долгих лет исследований остается неотчетливым и теоретически запутанным само понятие интеллекта. Не находят окончательного объяснения постоянно повторяющиеся при тестировании факты значительных различий, которые неизменно обнаруживаются при испытаниях выборок, различающихся по национальности, образовательному, культурному и экономическому статусу. Находятся психологи, которые утверждают, что эти различия вызваны неодинаковостью самого интеллекта у представителей указанных групп. Другие же полагают, что истинная причина не в различиях по интеллекту, а в природе тестов и тестировании. Сами тестологи признают, что «неладно что-то в датском государстве».

Позволю себе ещё одну длинную цитату из той же работы:


При разработке концепции тестов развития мышления придется пересмотреть систему критериальных оценок (стандартизация, надежность, валидность). В частности, нужно пересмотреть традиционное представление, что результаты психологического тестирования больших выборок якобы должны быть распределены по кривой Гаусса, т. е. нормально. Это представление, очевидно, не имеет серьезных оснований, и нельзя не согласиться с той критикой, которой подвергает его Хофманн. Не обсуждая вопроса во всем объеме, следует отметить, что нормальное распределение имеет место, когда на случайную величину действует большое число разнообразных факторов и доля воздействия каждого из них одинаково мала по сравнению с их числом. Но в тестировании интеллекта складывается совсем иная картина: на распределение влияет наряду с множеством разнообразных факторов также один мощный фактор — фактор культуры. Распределение результатов тестирования будет в таком случае зависеть от того, в каких долях представлены в данной выборке лица с разными степенями приобщения к данной культуре, как она отражена в тесте; так как подбор испытуемых не может быть заранее предсказан, то и о характере распределения заранее ничего сказать нельзя. Возможно, что удастся когда-то получить нормальное распределение, но это будет не правилом, а исключением.

Понятно, что распределение, отличающееся от нормального, ставит психолога перед целым рядом трудностей; главная состоит в том, что нет оснований применять параметрические статистические методы. Вероятно, придется отказаться от такого сопоставления с любыми критериями, когда сопоставление базируется на группировках по имманентному критерию, например по стандартному отклонению. Следует, очевидно, переходить на другие способы сопоставлений, которые, кстати, представляются и более адекватными, и более современными (см., например, [ Popham W. J., 1978]).

Нельзя более удовлетворяться сложившимся пониманием критерия надежности, по которому качество теста тем выше, чем больше совпадений между первым и вторым тестированием (тест — ретест). Этот критерий несет в себе идею метафизической неизменности содержания психики, не допускает возможности ее развития. Новое понимание теста исходит из того, что вербально-логические приобретения предполагают развитие мышления. Получение высокого коэффициента надежности при повторном тестировании должно, скорее всего, восприниматься как сигнал неблагополучия: либо тест не отражает перемен, происшедших в психике, либо такие перемены и на самом деле не произошли, а это свидетельствует о паузе в развитии, что не может не встревожить психолога.

Есть ещё один интересный факт: последняя адаптированная в РФ версия того же теста Векслера была выпущена в 1992г.[32], что ставит под вопрос наличие влияния эффекта Флинна (суть предполагаемом повышении значений показателей коэффициента интеллекта с течением времени). Косвенные подтверждения тому, что этот эффект имел место можно найти, например в работе Л. Баранской, которая приходит к выводу о необходимости перенормировки выборки.

Сторонникам теста Айзенка следует ознакомиться с работой В.А. Васильева[34], в которой автор демонстрирует наличие грубых ошибок в этом тесте. Я перепроверила один из приведённых им примеров, который показался мне наиболее вопиющей ошибкой: действительно, в ответах на вопрос теста №8, который звучит “Подчеркните лишнее слово — Испания, Дания, Германия, Франция, Италия, Финляндия”[35, 146] указана Дания с отметкой о том, что она — единственное королевство среди перечисленных стран [35, стр. 185]. Но Испания — тоже королевство[36]. И эти люди собираются тестировать нас на IQ!

Процедура тестирования

В этом разделе не будет пруфов, поскольку я не знаю, где их искать, исследования по теме реальной процедуры патопсихологического тестирования в условиях отечественных стационаров мне не попадалось. Зато я имела возможность поработать в одном из них и пообщаться с коллегами / пациентами из других учреждений.

Так вот, хочу сказать, что даже эти несовершенные методики зачастую не проводятся или проводятся не полностью в силу банальной нехватки времени (когда тебе дают всего час на пациента, ты не будешь проводить Векслера или СМИЛ). И если вы видите кучу использованных методик в данных патопсихологического заключения — подумайте, а могли ли они быть действительно использованы в таком количестве.

Да, бывает так, что диагностика проводится достаточно дотошным (и имеющим кучу времени) специалистом, который действительно прогоняет испытуемого через все эти тесты. Но часто бывает и так, что методики проводятся не полностью (или не проводятся вовсе), и экспериментатор описывает их результаты на основании своего субъективного представления о том, как пациент мог бы пройти данный тест.

Основные проблемы в отечественной патопсихологической диагностике

Конечно, же я могу здесь быть излишне субъективной в своих оценках, и на многие утверждения я заведомо не смогу привести пруфы на авторитетные источники, но тем не менее мне хочется сделать некий вывод из всего вышеизложенного.

Ситуация выглядит так, как-будто наша патопсихология, стесняясь признать субъективность и предположительный характер своих выводов, пытается всеми силами придать себе некую некую наукообразность. И впечатление от этого создаётся довольно отталкивающее.

Да, большинство наших методик позволяют или вообще субъективно оценивать пациента, или (что ничуть не лучше) прятать этот субъективизм за непонятными непосвященным и такими правдоподобными циферками.

Кого мы обманываем? Не только же пациентов и коллег-психиатров. Нет, мы обманываем систематически, долго, из поколения в поколение — самих себя. Начинающий специалист, работающий с тем же СМИЛом, о котором он непременно услышит в ВУЗе, прочтёт руководство, в котором утверждается, что он валиден и надёжен. И, весьма вероятно, не пойдёт копать дальше, а будет искренне верить автору — заслуженному и уважаемому специалисту, обласканному славой и удостоенному наград.

И хуже того, через много лет, так и не найдя времени на то, чтобы свериться с первоисточниками, он понесёт это мнение дальше — следующим поколениям психологов. И вот — он уже и сам умудрённый опытом — систематическим повторением одних и тех же клинических ошибок — вещает с кафедры о валидности, надёжности и прочих положительных качествах этих методик. Разве не так формируется мифология?

И уже новые поколения молодых специалистов выпускаются, обученные по его конспектам, и не все из них идут работать в “МакДак”, некоторые попадают в психоневрологические диспансеры и стационары и, сами того не ведая (а это и страшно!), проецируют собственные непрожитые комплексы в виде таких привлекательных, придающих такую серьёзность и значимость, цифр на своих пациентов.

И ломают им жизни — через инструменты МСЭ, профотборов, судебных экспертиз и недобросовестных психиатров, не желающих думать, некритично полагающихся на данные патопсихологической диагностики. Воистину, корень “патос” — означает в этом случае то, что в него вкладывали греки: страдание.

Психологическая диагностика, несущая страдание — вот что получается, когда мы забываем о том, что все наши суждения — не более, чем мнения, когда, надевая белый халат, начинаем верить в собственную непогрешимость, когда делим мир на “мы” и “они” — на специалистов, которые вечно правы и нормальны, что бы это ни значило, и на пациентов — сумасшедших, в которых со временем мы рискуем разучиться видеть людей.

И это становится началом конца — не только для “них”, но и для “нас”. Ибо нет здесь никакого “мы” и “они”, и все специалисты, которые работают в индустрии душевного здоровья, обязаны об этом помнить.

И если психиатрия, особенно западная, признаёт наличие и неизбежность субъективного компонента в диагностическом процессе[37], стараясь от него последовательно избавляться, признает ограниченность (и даже где-то слабые стороны) процесса объективизации диагноза[38], старается как-то с извечной субъективностью процесса психиатрической диагностики как-то бороться (небезуспешно, кстати), то наша патопсихология зачастую просто отрицает его существование. И это — печально.

Что мы делаем? На основе плохо стандартизированных методик производим далеко идущие выводы (самые хитрые из нас говорят — “предположения”) о пациенте. И наши коллеги-психиатры занимаются тем же самым. Да, можно много говорить о том, что есть SCID´ы и прочие прекрасные вещи, но кто из нас / них использует их на практике?

Скажете, что это уровень нашей провинциальной психиатрической помощи? Не поверю — были у меня пациенты из столиц. И истории болезней их я читала. Всё то же самое, даже в ведущих клиниках и учреждениях. Нет, я, конечно, не могу говорить за всю индустрию, и в этом разделе я скорее эмоциональна, чем объективна, но впечатление у меня как у инсайдера сложилось именно такое.

Что делать-то?

Разумеется, грош цена той критике, которая не несёт в себе хотя бы зерна, некоего зачатка путей разрешения поднятых проблем. Осознавая этот простой факт, я постараюсь изложить некие соображения относительно того, что можно сделать. К моему огромному сожалению, этот раздел будет сильно короче всех предыдущих, ибо я не могу осилить такую задачу в одиночку. Но я хочу призвать коллег если не к её решению, то хотя бы к осознанию и признанию проблемы.

Со стороны академического сообщества

Здесь, конечно, следует сказать о необходимости [ре]стандартизации используемого инструментария, [пере]проверок данных о валидности и надёжности по крайней мере тех инструментов, к которым эти понятия применимы, [ре]адаптации лучших зарубежных методик и т.д.

Но гораздо важнее — отказ от ложных иллюзий объективности, которую дают многие широко используемые в клинической практике инструменты. Нет, серьёзно, если посмотреть, то все книги, монографии, учебники и прочие материалы по патопсихологической диагностике ссылаются на ограниченный объем (менее десятка) статей, написанных в прошлом веке.

Большая часть из этих работ недоступна для широкого круга специалистов.Возможно, в университетских библиотеках есть ограниченный тираж некоей работы той же Рубинштейн, в которой она убедительно доказывает валидность и надёжность патопсихологических методик, может быть, и Собчик где-то публиковала актуальные данные о том, как / на ком / какими инструментами она перепроверяла свой СМИЛ, может, в секретных бункерах есть тест Айзенка, не содержащий грубых фактологических ошибок…

Может быть, и динозавры не вымерли, чердак населяют барабашки, а на обратной стороне зеркала находится портал в страну розовых пони. Да.

Но что толку от всего этого, если рядовой клинический психолог / психиатр не имеет доступа ко всему этому, если его кормят устаревшими, а то и изначально неверными данными?

Нет у меня ответа, только запредельная щемящая грусть, тоска и безнадёга на душе.

Со стороны специалиста

На уровне специалиста самым важным, на мой взгляд, является признание проблемы. Да, мы ставим свои симптомокомплексы, основываясь, в конечном счёте, на субъективных и произвольных умозаключениях. Это так. Давайте не будем забывать об этом.

Давайте использовать лучшее из того, что нам доступно. Да, у Рубинштейн методики представлены в совсем непригодном виде, где говорится, что “вторым критерием, на котором основывается оценка выполнения данного задания, является критерий адекватности ассоциаций” [11, стр. 143], при этом толком не разъясняется, какие образы считаются “адекватными”, но у нас уже давно есть монография Херсонского, в которой не только разъясняется суть таких понятий, как “адекватность”, “стандартность”, но и приводится каталог предварительно классифицированных по предлагаемым критериям образов[30, приложение 2].

И хотя способ, которым были получены эти данные, остаётся не до конца понятным лично мне (я не смогла найти детального описания процесса их получения), предложенные в данной работе попытки стандартизации той же “Пиктограммы” — это огромный шаг вперёд. Если все мы будем использовать единый подход к оценке плохо формализуемых методик, если мы будем использовать единый терминологический аппарат — это уже решит часть проблем.

Давайте будем использовать методики, имеющие хорошие показатели валидности и надёжности, например те же стандартные прогрессивные матрицы Равена[39, стр. 34-48] вместо тех, которые этих показателей не имеют — хотя бы там, где это возможно.

Давайте откажемся от использования заведомо некорректных и устаревших методик.

Давайте не будем бояться взять на себя ответственность за свои субъективные впечатления и там, где наш диагноз был сформирован, в первую очередь на их основе (а что такое клиническая беседа в свободной форме, как ни составление субъективного впечатления) будем открыто об этом говорить,.

Давайте осторожно использовать СКИДы (SCID — Structured Clinical Interview for DSM), понимая, что большинство из них не апробированы на русскоязычной аудитории, но осознавая их огромную практическую ценность.

Давайте признаем, что субъективный компонент в нашей работе занимает очень значительное место, и от того, какие мы сами, зависит точность нашей диагностики; осознавая это — будем совершенствовать свои профессиональные знания, в т.ч. в психиатрии и психофармакологии.

И давайте не будем прятаться за цифры. Всё равно в конечном итоге у нас это плохо получается.

Со стороны пациента

Пациентов и потенциентов хочется предупредить о том, что вот такая фигня у нас происходит, да. И сказать о том, что на практике не столь важно, какими методиками вас диагностируют, сколь важно, кто это делает.

Я могу себе представить, что хороший патопсихолог / психиатр даст более достоверный результат в диагностике с помощью колоды игральных карт, чем плохой, использующий самые совершенные из доступных патопсихологические методики. Ищите не методики, но человека.

Зарубежный опыт

К сожалению, я не имею личного опыта работы в системе психиатрической помощи развитых стран, поэтому мои познания в этой области носят сугубо умозрительный характер. Если среди читателей найдутся более осведомлённые о реальном положении дел специалисты, с удовольствием выслушаю их замечания / уточнения / опровержения.

Насколько мне известно, на Западе нет такого жёсткого разделения на нейро- и патопсихологию, как у нас. Например, в известном руководстве по психиатрии за авторством Каплана и Сэдок термин “патопсихология” не употреблется ни разу[40], нет его и в учебнике Лезак[8]. Поиск по этому запросу в базе Pubmed выдаёт 34 результата, значимая часть из которых — ссылки на эбстракты отечественных журналов.

Поэтому предлагаю особо не заморачиваться тем, как называются диагностические методики и к какому направлению они относятся, а просто сделать их краткий обзор.

Следует отметить, что том же руководстве Каплана и Сэдок уделяется внимание важности соответствия уровня проводящей процедуру оценки специалиста используемому инструменту, подчёркивается, что чем менее структурированной является методика, тем более квалифицированным должен быть проводящий её специалист[40, стр. 2726].

В первую очередь следует отметить любовь западных коллег к разного рода клиническим “психиатрическим” шкалам — таким как SANS – Шкала оценки негативных симптомов, SAPS – Шкала оценки позитивных симптомов, PANSS – Шкала оценки позитивных и негативных синдромов, BDI-II — шкала депрессии Бека и т.д.

Западные коллеги используют такие хорошо знакомые отечественным специалистам методики диагностики мышления, как интерпретация пословиц[8, пар. 27.13] (тут следует отметить, что у них есть формализованная и стандартизированная версия этого теста[8, пар. 27.17), обобщение понятий[8, пар. 27.29], установление логических соотношений между понятия (в духе работ Лурия)[8, пар. 27.43], шкала Стэнфорд-Бине [8, пар. 27.44], цветные прогрессивные матрицы Равена[8, пар. 27.106], тест Выготского на группировку объектов[8, пар. 27.136] и некоторые другие.

Конечно же, они располагают и другими, менее известными у нас инструментами, такими как категорийный тест Холстеда — Halstead Category Test[8, пар. 27.51], тест пространственного ожидания Брикстона — The Brixton Spatial Anticipation Test[8, пар. 27.74], отгадывание заданного слова — “Twenty Questions” task (задание, в котором экспериментатор загадывает некое слово, а испытуемый должен за 20 вопросов, ответить на которые можно только “да” или “нет” отгадать это слово)[8, пар. 27.78] и более формализованная версия этого задания — Identification of Common Objects[8, пар. 27.82], теста определение значения слов из контекста — Word Context Test: D-KEFS[8, пар. 27.228] и т.д.

Интересным моментом является концепция “пересортировки” объектов: пациент сначала группирует объекты, а потом его просят сгруппировать их по другому признаку[8, пар. 27.138] (у нас обычно ограничиваются одной группировкой, хотя тот же Херсонский рекомендует что-то в таком духе).

Используют они и проективные тесты[8, пар. 27.152], но с одним важным отличием: в их руководствах по проведению таких тестов гораздо большее внимание уделяется важности включения результатов подобных методик в общий контекст исследования, недопустимости однозначных выводов на основании полученных данных, последовательному моделированию и уточнению гипотетической модели психики пациента и прочим “идеологическим” вещам.

Лично мне интереснее всего было бы разобраться с таким инструментом как MATRICS Consensus Cognitive Battery (MCCB)[8, пар. 29.295] — это такая батарея для оценки когнитивных функций при шизофрении — тем более, что у него есть версия на русском языке[42].

Ещё одним очень сильно заинтересовавшим меня инструментов является тест SWAP-200 (The Shedler-Westen Assessment Procedure) — прекрасный инструмент для исследования личности, выдающий результаты не только с привязкой к DSM, но и в рамках понятных клиницистам (независимо от их теоретической ориентации) концепций[4].

В целом, у меня создаётся впечатление, что за исключением отдельных очень узких направлений (той же стандартизации “Пиктограммы”, выполненной Херсонским), мы отстали от них лет на 30, если не больше. Они располагают лучшими инструментами, доступным нам, у них гораздо чаще происходит рестандартизация, многие классные штуки типа Векслера доступны им в более полном объёме (просто в силу того, что у нас не всё переведено), и при этом есть прекрасные инструменты, о которых у нас вообще мало чего известно.

Грустно это. Прости, Блюма Вульфовна, мы всё…

Зачем мы вообще этим занимаемся?

Этот раздел тоже будет крайне субъективным, т.к. я не знаю, какие объективные данные можно привести в ответ на вынесенный в заглавие вопрос.

Да, наш инструментарий несовершенен. Но в индустрии душевного здоровья вообще всё достаточно несовершенно. Моё личное мнение заключается в том, что психиатрия (вместе с относящимися к ней дисциплинами вроде патопсихологии) — это такая прото-наука, нечто вроде алхимии или натурфилософии с той лишь разницей, что её “пренатальный” период пришёлся на эпоху, когда Научный Метод уже сформирован и использование его отработано.

Такие распространённые и, я бы сказала, обязательные методы диагностики, как клиническая беседа (не та, которая по СКИДам, а обычная), наблюдение, сбор анамнеза у родственников и прочие подобные, тоже вряд ли могу похвастаться высокими показателями валидности и надёжности в силу очевидных причин. Но никто из коллег в здравом уме не будет утверждать, что они бесполезны.

То же самое и с патопсихологическими методиками и пато- / нейропсихологией в целом. Если не задаваться, если помнить, что методики могут “врать”, если строить эксперимент так, чтобы одни и те же характеристики психики пациента исследовались разными методами, если не забывать про те самые методы клинической беседы и наблюдения, то данные патопсихологического исследования вполне могут быть полезны как врачу, так и пациенту.

Когда имеет смысл проводить патопсихологическую диагностику, чтобы это не было простой бесполезной тратой времени и ресурсов?

Лично я вижу несколько сценариев. Во-первых, когда есть некие нормативные документы, которые предписывают её пройти. Несмотря на всю бессмысленность подобных предписаний в целом ряде случаев, часто бывает так, что избежать этой процедуры невозможно. Я, конечно, имею в виду, в первую очередь разные экспертизы — МСЭ, военную и судебную и т.д.

Иногда в процессе амбулаторного лечения врач назначает прохождение процедуры патопсихологического обследования. Иногда пациент проходит её, а потом хочет перепроверить результаты у другого специалиста. Тут комментировать особо нечего — есть некие внешние требования её пройти, есть необходимость этим требованиям подчиниться => добро пожаловать на диагностику.

Второй вариант осмысленного обращения к патопсихологу — это разного рода дифференциальная диагностика. Иногда бывает так, что одними “психиатрическими” методами сложно понять, что с пациентом. Например когда нужно разобраться, шизофрения у пациента или органическое шизофреноподобное расстройство.

У меня нет жёстких пруфов, которые подтвердили бы полезность патодиагностики в этом случае (не на Рубинштейн же ссылаться!), но весь мой опыт и опыт коллег психиатров показывает, что она может быть тут полезна. В этих самых невалидных и ненадёжных методиках опытный клиницист увидит довольно явные различия и сможет отличить одно от другого.

Да, в значительной степени это будет субъективно. Но в ряде случаев это единственная возможность сделать это хоть как-то, и клинический результат будет лучше, чем это не делать вообще никак.

Третий вариант — “тонкий” подбор психофармы и оценка качества лечения. Существует огромная разница между задачами “вылечить пациента” и “решить проблемы человека”. Огромное количество статей, подтверждающих эффективность разного рода препаратов обычно свидетельствует о том, что они позволяют решить первую задачу. Но я не видела ещё ни одного действительно высокофункционального и счастливого шизофреника на антипсихотиках первого поколения, например.

Чем тут поможет патопсихолог? Нет, фарму назначать он не имеет права. Но вместе с врачом-психиатром они могут понять, какие изменения внести в схему, например, чтобы человек мог снова стать эффективным в решении интеллектуальных задач. Патопсихологическая диагностика позволит здесь установить, какие именно проблемы имеет пациент в сфере мышления, памяти и внимания, а врач-психиатр на основе этой информации сможет более точно подбирать препараты. Или оценивать влияние ранее подобранных.

Четвёртый вариант — когда человеку просто “нравится проходить тестики”. Собственно, почему бы и нет.

Некоторые методики, не будучи валидными и надёжными, помогают установить контакт с пациентом — тот же “Рисунок несуществующего животного” или ТАТ прекрасно для этих целей подходят. А потом, в рамках установленного контакта, можно собрать много ценной информации методом клинической беседы.

Главное помнить, что мы строим свои модели на основании недостоверных с высокой вероятностью данных и использовать известные всем принципы построения сложных систем из заведомо ненадёжных элементов: дублирование, кросс-проверки, сверки и т.п.

Да, в этом всём очень много субъективизма. Но хороший специалист может с этим справиться и выжать из всего этого что-то полезное для своего пациента.

UPD. 12.04.19 / FAQ

В первую очередь, хочу выразить признательность аудитории Хабра за заданные вопросы и интересную дискуссию. Я решила сделать некое дополнение к основной статье и собрать в нём ответы на некоторые вопросы, чтобы избавить читателей от необходимости долго искать информацию в комментариях.

Зачем ЭТО на хабре?

Хабр был и, насколько мне известно, остаётся саморегулирующимся сообществом, а это значит, что материалы, которые не нужны аудитории, быстро уходят в минусы вместе с кармой авторов. Эмпирическим путём было установлено, что это не так (см. рейтинг статьи), а значит, она кому-то нужна.

Более того, количество комментариев (даже за вычетом тех, в которых меня спрашивают о том, зачем я опубликовала это здесь) достаточно велико, что тоже может намекать на некий интерес аудитории к публикации. НЛО также не выпилило эту статью, поэтому я считаю, что она вполне имеет право повисеть здесь некоторое время.

Почему Хабр, а не какой-нибудь портал для психологов?

По нескольким причинам. Во-первых, потому, что здесь была опубликована первая статья, в которой утверждалось, что с диагностикой у нас всё достаточно неплохо. И я считаю, что опровержение я должна дать на том же самом ресурсе, просто из уважения к его читателям.

Во-вторых, мне хочется донести информацию о реальном положении дел в индустрии до максимально широкого круга читателей, чтобы люди, обращающиеся за патопсихологической диагностикой, могли осознанно принять решение о том, действительно ли она им нужна, с учётом всех её недостатков.

В-третьих, я хочу, чтобы мои коллеги как можно чаще сталкивались с вопросами своих клиентов / пациентов о том, насколько вообще корректно делать какие-то выводы на основании тех инструментов, которые они используют. У меня есть наивная надежда, что это заставит их как-то шевелиться в направлении большей научной обоснованности своей деятельности.

В-четвертых, я считаю, что дискуссия здесь получится более содержательной, чем на “психологических” ресурсах (оценочное суждение).

Ты боишься, что на профессиональном ресурсе тебя раскритикуют, и поэтому пришла на портал для ИТ-специалистов, где никто не разбирается в предмете?

Отнюдь. Через некоторое, достаточно непродолжительное, время я постараюсь опубликовать этот текст на всех доступных мне околопсихологических площадках. Просто не хочется рассылать сразу по всем доступным ресурсам, т.к. я могу просто не справиться с потоком комментариев.

Более того, я постараюсь растиражировать этот пост и по ресурсам, не имеющим отношения к психологии напрямую, — просто для того, чтобы донести изложенные идеи до максимально широкой аудитории.

Что касается возможной критики от профессионального сообщества, то я буду очень рада получить её в корректной форме — с пруфами и / или логическим обоснованием. Комментарии вида “вся ваша психология — фигня”, “я хороший специалист, ты всё врёшь” и “об этом и так все знают” мне не слишком интересны ввиду своей тривиальности.

Зачем ты выносишь сор из избы? Это надо обсуждать в узком кругу специалистов!

Потому, что большинство этих профессиональных междусобойчиков ни к чему не приводят: закрытая информация не выходит за пределы обсуждения, широкая аудитория не узнаёт о проблемах и продолжает нести нам деньги, думая, что мы пользуемся актуальными, валидными и надёжными инструментами, а это не так. Нет, я считаю, что мои клиенты имеют право знать об ограничениях и проблемах моей работы и осознанно принимать решения о том, нужна ли им вообще эта услуга.

Вся твоя психология — фигня, ты знаешь об этом? Вот психиатрия / психофармакология / животноводство — то да, сила!

Да, в психологии много проблем, и мы стараемся не скрывать их.

hdablin

недавно написал довольно эмоциональный (осторожно, обсценная лексика!)

пост

на тему психологического консультирования (приведу ссылку на Google Docs, чтобы не сочли за рекламу).

Зачем ты тратишь время, изобретая велосипед? Всё уже давно сказано…

На этот вопрос меня натолкнул

комментарийEmpatolog

, за что ей огромное спасибо. В качестве материала для ознакомления она рекомендует несколько статей[44, 45, 46, 47] Батурина Н.А., а также ознакомление с другими его трудами на Киберленинке.

Что ж, попробую ответить развёрнуто. Со многими тезисами первой предложенной на рассмотрение статьи[44] я согласна. Да и как не согласиться с такими тезисами, как утверждение о том, что “психодиагностика, по мнению многих авторитетных отечественных психологов, переживает серьёзный кризис” или вывод, согласно которому “многие из проблем психодиагностики носят системный характер, которые надо решать психологии в целом, чтобы не утратить своего звания науки”.

Автор говорит о “почти полном отсутствии в России профессиональных разработчиков психодиагностических методик”. Я бы добавила к этому ещё и тот факт, что те из них, которые есть, зачастую не приводят каких-либо убедительных доказательств валидности и надёжности своих разработок (см. раздел про СМИЛ).

Второй масштабной проблемой автор называет “очень малое количество отечественных психодиагностических методик. Таких методик, которые могли бы на равных конкурировать с известными современными зарубежными методиками”.

Соглашаясь с самим содержанием этого тезиса, я не считаю указанный факт проблемой per se: для меня как практикующего психолога нет никакой разницы, разработана ли валидная и надёжная, корректно адаптированная методика в РФ или за её пределами. Мне кажется, в этом разделе автор переходит в обсуждение политики, а эта тема не только не интересна лично мне, но и не имеет прямого отношения к патопсихологической диагностике.

Далее автор отмечает, что зарубежные методики, используемые в отечественной практике “переведены не всегда хорошо, иногда неизвестно кем”. Это отлично согласуется тем, что говорится в статье, например, об адаптации теста Векслера. Пока что наши мнения по основным моментам совпадают. Далее автор делает вообще прекрасный (без сарказма) вывод: “В принципе, нам давно уже пора отказаться от этих методик. Что они измеряют — не известно, а кроме того они давно устарели”. Замечательно! Полностью поддержвиваю.

Идём дальше. Автор говорит о том, что “мы кроме нескольких тестов не знаем о многих других и тем более о новейших разработках”. И снова это отлично совпадает с тем, что я хотела донести в своей статье.

Только есть небольшая разница: Хабр читает гораздо большее количество людей, чем “Вестник Южно-Уральского государственного университета”, а значит, что размещение статьи здесь оправдано хотя бы потому, что большее количество потенциальных клиентов / пациентов узнает о проблеме.

В качестве третьей причины кризиса автор называет “низкую психодиагностическую и особенно психометрическую культуру наших психологов-пользователей тестов”. Это к вопросу о том, что “все и так всё знают об этих проблемах в профессиональном сообществе”. Не все и не всё.

Четвёртой причиной кризиса автор называет “малое количество качественных отечественных учебников по психодиагностике”. КДПВ прекрасно иллюстрирует этот тезис, с которым я полностью согласна. Есть у меня только одно замечание: эти самые “качественные” учебники не обязательно должны быть отечественными: перевод Лезак[8] уже бы решил многие проблемы в подготовке психологов-диагностов. Но, видимо, проще всем заинтересованным специалистам выучить язык самостоятельно, чем организовать перевод актуальных учебников и, тем более, разработку их в РФ.

Автор отмечает, что “содержание пособий повторяет друг друга, предлагаемый для изучения материал, остаётся где-то на уровне 70-80х годов прошлого века” (ссылок автор не приводит, но в своём обзоре я показала, что, возможно, речь идёт о ещё более давних временах).

Таким образом в целом, за исключением неких “политических аспектов” и незначительных в контексте поднятой темы нюансов я с автором согласна. Но давайте снова присмотримся к деталям. Автор выделяет учебник Л.Ф. Бурлачука[48], утверждая, что это “полноценная научная монография хорошего качества”. Что же предлагает нам автор этой работы?

На странице 79 автор этой “монографии хорошего качества” утверждает:

Не теряют своего авторитета среди психологов и проективные тесты. Наряду с
появлением новых, идет развитие уже известных. <…> Ирвинг Вейнер, известный специалист по тесту Роршаха, отмечает, что за последние два десятилетия эта популярная методика превратилась в стандартный и надежный с точки зрения психометрии инструмент оценки личности, применение которого позволяет сделать множество обоснованных выводов.

Проективные тесты мы рассмотрели выше, повторяться не хочется. Что предлагает нам автор в качестве инструментов для исследования мышления? Ничего. В целом, в работе действительно есть множество достойных упоминания моментов (например, тот факт что о тесте СМИЛ там не сказано ни слова, вызывает уважение), но к узкой теме патопсихологической диагностики они не относятся: работа, как ей ни назови, — “учебником” или “монографией” на даёт практикующему патопсихологу валидного и надёжного инструментария для проведения патопсихологической диагностики.

Вторая предложенная к рассмотрению статья[45] не имеет отношения к предмету обсуждения, поскольку в ней рассматриваются вопросы разработки (а не использования в практике психодиагностки) тестов. Зато в ней автор открыто говорит о том, что “только у 25% отечественных методик есть хотя бы упоминание о проверки валидности, надёжности и стандартизации”.

В третьей предлагаемой к рассмотрению статье[46], согласно заявлению автора, “выделены признаки наметившегося преодоления кризиса”. Давайте попробуем посмотреть на эти самые признаки и найти их проявления в реальной работе практикующих специалистов.

Например, отметим тот факт, что, по утверждению автора, “только 7% методик прошли проверку на надёжность и валидность”. Ну, преодолели кризис, ничего не скажешь. Далее автор указывает на то, что “нерешенной осталась проблема<…> — продолжается распространение в России десятков устаревших зарубежных тестов”.

Среди рассуждений о негативном влиянии представительств западных издательств и фирм, специализирующихся на диагностике, на отечественную культуру и практику психологического тестирования в духе 30-х годов автор приводит конкретные планы: “в ближайшее время будет создан <. ..> специальный информационный сайт: www.info.psytest.ru, на котором будет содержаться основная информация об отечественных и адаптированных методиках”. Напомню, эти планы были планами на момент публикации статьи в 2010 году. Давайте посмотрим, что из этого всего получилось.

При попытке перейти по ссылке “Просмотреть методики Компендиума” мы видим прекрасную и очень информативную для практикующего психолога информацию об ошибке СУБД: “Microsoft JET Database Engine error ‘80004005’”. Ну, всё, теперь проблемы вадидности и надёжности точно решены, с таким-то знанием.

И нет, я несколько раз пыталась пройти по указанному адресу с разных устройств и IP-адресов: лежит одинаково. В статье говорится о том, что “поиска необходимой информации будет в значительной степени снята”. К сожалению, автор ошибся в прогнозе.

Далее следуют рассуждения о необходимости сертификации всего и вся — тестов, психологов и т.д. Но лично у меня это начинание вызывает глубокий скепсис: очень не факт, что с этого будет какой-то толк помимо пополнения бюджетов организаций, занимающихся сертификацией (но это лишь моё мнение, и в этом вопросе мне очень хотелось бы ошибаться).

Автор статьи высказывается против открытой публикации тестов, что, на мой взгляд, очень плохая тенденция: по сути это security through obscurity, что ни к чему хорошему привести не может.

В целом же статья носит больше “политический”, нежели “патопсихологический” характер и уж точно не содержит каких-то указаний на то, что указанные в тексте моего поста проблемы были преодолены, по крайней мере, по состоянию на момент её публикации.

Последняя предложенная к рассмотрению работа[47] посвящена рассмотрению вопроса “инновационного потенциала организации” и к проблемам патопсихологической диагностики в РФ отношения не имеет.

Однако автор комментария, на основе которого был составлены данный раздел, предлагает нам самостоятельно ознакомиться со списком трудов Батурина, доступных на Киберленинке. Сделаем и это.

В первую очередь интерес вызывает статья “О втором томе Ежегодника профессиональных рецензий и обзоров психодиагностических методик”[49], в которой приводится информация о рецензировании пятнадцати методик. Из них отношение к патопсихологической диагностике взрослых (а мой пост именно о ней) имеют следующие методики:

1. Тест эмоционального интеллекта Дж. Мэйера — “производит впечатление оригинального и многообещающего, но пока сырого инструмента, который нуждается в доработке”;

2. Тест интеллектуального потенциала стандартизированный — “рецензенты дают некоторые рекомендации по улучшению психометрических характеристик методики: необходимость усиления данных о критериальной валидности, добавления данных о дискриминативности, конструктной валидности, взаимосвязи отдельных компонентов теста и данных об их вкладе в общий показатель. Кроме того, необходимо нормировать выборку, обосновать тестовые интерпретации и подробно представить конструкт, лежащий в основе теста”.

Две методики по теме, ни одну из которых нельзя использовать в реальной клинической практике.

В описании компендиума психодиагностических методик России[50] автор говорит о том, что “в подавляемом большинстве публикаций с описанием методик не приводятся данные об их психометрической проверке, отсутствуют какие-либо сведения даже о попытках проверки методик на валидность и надёжность”.

Других работ, хоть как-то относящихся к патопсихологической диагностике мне найти не удалось.

Вывод: да, разумеется, я не первая, кто заговорил о проблемах в отечественной патопсихологической диагностике. Я на это и не претендую. Я всего лишь хочу донести до максимально широкого круга заинтересованных лиц (включая пациентов и потенциентов) информацию о том, что в этой области у нас всё довольно плохо, даже сейчас, в 2019 году.

Литература


Список литературы

1. Основы патопсихологии. Учебное пособие под ред. профессора С. Л. Соловьѐвой. – М.: Мир науки, 2018.– ISBN 978-5-9500229-1-3

2. R. McCrae, Robert & Costa, Paul. (1989). Reinterpreting the Myers-Briggs Type Indicator From the Perspective of the Five-Factor Model of Personality. Journal of personality. 57. 17-40. 10.1111/j.1467-6494.1989.tb00759.x.

3.McWilliams, N. (2012). Beyond Traits: Personality as Intersubjective Themes. Journal of Personality Assessment, 94(6), 563–570. doi:10. 1080/00223891.2012.711790

4. Shedler, J., & Westen, D. (2007). The Shedler–Westen Assessment Procedure (SWAP): Making Personality Diagnosis Clinically Meaningful. Journal of Personality Assessment, 89(1), 41–55. doi:10.1080/00223890701357092

5. Mullins-Sweatt, S., & Widiger, T. A. (2007). The Shedler and Westen Assessment Procedure from the perspective of general personality structure. Journal of Abnormal Psychology, 116(3), 618–623. doi:10.1037/0021-843x.116.3.618

6. Shedler, J. (2002). A New Language for Psychoanalytic Diagnosis. Journal of the American Psychoanalytic Association, 50(2), 429–456. doi:10.1177/00030651020500022201

7. David W Goodman, MD, FAPA, Diagnosis and Treatment of ADHD: Focus on the Evidence. Выступление на NEI Congress, 2015.

8. Lezak, Muriel D. Neuropsychological assessment. Oxford New York: Oxford University Press, 2012.

9. Венгер А.Л. Психологические рисуночные тесты: Иллюстрированное руководство. – М.: Владос-Пресс, 2003. – 160 с: ил.

10. Л.Н. Собчик. «Стандартизированный многофакторный метод исследования личности»

11. Рубинштейн С. Я. Р 82 Экспериментальные методики патопсихологии. — М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. — 448 с. (Серия «Мир психологии»).

12. Taherdoost, H. (2016). Validity and Reliability of the Research Instrument; How to Test the Validation of a Questionnaire/Survey in a Research. SSRN Electronic Journal. doi:10.2139/ssrn.3205040

13. Lilienfeld, S. O., Wood, J. M., & Garb, H. N. (2000). The Scientific Status of Projective Techniques. Psychological Science in the Public Interest, 1(2), 27–66. doi:10.1111/1529-1006.002

14. Mihura, J. L., Meyer, G. J., Dumitrascu, N., & Bombel, G. (2013). The validity of individual Rorschach variables: Systematic reviews and meta-analyses of the comprehensive system. Psychological Bulletin, 139(3), 548–605. doi:10.1037/a0029406

15. Щербатых Ю.В., & Ермоленко П.И. (2016). Оценка валидности проективного теста «Рисунок несуществующего животного». Вестник по педагогике и психологии Южной Сибири, (4), 118-125.

16. Лубовский В. И. Методологические вопросы диагностики нарушений психического развития // Межвузовский сборник научных статей: «Актуальные проблемы психодиагностики лиц с ограниченными возможностями здоровья». М.: 2011. С. 4–7.

17. Imuta K, Scarf D, Pharo H, Hayne H (2013) Drawing a Close to the Use of Human Figure Drawings as a Projective Measure of Intelligence. PLOS ONE 8(3): e58991.

18. Simon D. Williams, Judy Wiener, Harriet MacMillan, Build-a-Person Technique: An examination of the validity of human-figure features as evidence of childhood sexual abuse, Child Abuse & Neglect, Volume 29, Issue 6, 2005, Pages 701-713, ISSN 0145-2134

19. J. Ter Laak, M. De Goede, A. Aleva & P. Van Rijswijk (2005) The Draw-A-Person Test: An Indicator of Children’s Cognitive and Socioemotional Adaptation?, The Journal of Genetic Psychology, 166:1, 77-93, DOI: 10.3200/GNTP.166.1.77-93

20. Chollat, C. , Joly, A., Houivet, E., Bénichou, J., & Marret, S. (2019). School-age human figure drawings by very preterm infants: Validity of the Draw-a-Man test to detect behavioral and cognitive disorders. Archives de Pédiatrie. doi:10.1016/j.arcped.2019.02.015

21. Holmes CB, Wurtz PJ, Waln RF, Dungan DS, Joseph CA. Relationship between the
Luscher Color Test and the MMPI. J Clin Psychol. 1984 Jan;40(1):126-8. PubMed
PMID: 6746918.

22. Собчик Л.Н., Психодиагностика в медицине, М.: Компания БОРГЕС, 2007 год, ISBN 978-5-91482-001-2, 416 стр., обложка, 70х10016.

23. ЭВОЛЮЦИЯ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ: сборник статей Международной
научно — практической конференции (18 февраля 2017 г., г. Уфа). В 2 ч. 1. / — Уфа: МЦИИ ОМЕГА САЙНС, 2017. – 291 с. ISBN 978-5-906924-48-3 ч.1

24. Зайцев В.П. Вариант психологического теста Мini-Мult // Психологический журнал. – 1981. — № 3. — С. 118-123

25. Худякова, Ю. Ю. (2014). Проблема валидности стандартизированных опросников в исследовании индивидуально-психологических особенностей больных шизофренией. Вестник Костромского государственного университета. Серия: Педагогика. Психология. Социокинетика, 20 (1), 99-101.

26. Демянова, Л. В. (2014). Методологические проблемы оценки нарушений мышления при шизофрении (обзор литературы). Журнал Гродненского государственного медицинского университета, (4 (48)), 16-20.

27. Херсонский, Б.Г. Метод пиктограмм в психодиагностике психических заболеваний.: — К.: Здоровья; 1988. — 104 с., ил., 0.26 л. ил — (Б-ка практ. врача) — ISBN 5-311-00071-6

28. Лонгинова, С.В. Исследование мышления больных шизофренией методом пиктограмм / С.В. Лонгинова. – Москва // Патопсихология: хрестоматия / сост. Н.Л. Белопольская. – Москва: Издательcтво УРАО, 1998. – С. 96-108.

29. Блейхер В. М., Крук И. В., Боков С. Н. Б68 Клиническая патопсихология: Руководство для врачей и клинических психологов. — М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002.- 512 с. (Серия «Библиотека психолога»).

30. Б.Г. Херсонский. «Клиническая психодиагностика мышления» — М.:, Смысл, 2014.

31. Гуревич К.М. Тесты интеллекта в психологии // Вопросы пси­хологии. 1980. № 2. С. 53-64.

32. Владимирова Светлана Геннадьевна (2016). Шкала Давида Векслера: настоящее и будущее в решении проблемы измерения интеллекта. Ярославский педагогический вестник, (2), 122-126.

33. Баранская Л. Т.Особенности психодиагностики интеллекта с помощью шкалы Д. Векслера в различных возрастных группах учащихся средней школы / Л. Т. Баранская, О. С. Чаликова // Психологический вестник Уральского государственного университета. Вып. 2. — Екатеринбург: Изд-во «Банк культурной информации», 2001. — С. 92-98.

34. В.А. Васильев. Самый лучший IQ-тест. www.psychologos.ru/articles/view/samyy-luchshiy-IQ-test

35. Айзенк Г., Классические IQ тесты / Ганс Айзенк; [пер. с нагл. К Савельева]. — М.: Эксмо, 2011. — 192 с.

36. www.britannica.com/place/Spain

37. Pies R. (2007). How «objective» are psychiatric diagnoses?: (guess again). Psychiatry (Edgmont (Pa.: Township)), 4(10), 18–22.

38. Yakeley, J., Hale, R., Johnston, J., Kirtchuk, G., & Shoenberg, P. (2014). Psychiatry, subjectivity and emotion – deepening the medical model. The Psychiatric Bulletin, 38(3), 97-101. doi:10.1192/pb.bp.113.045260

39. Дж. К. Равен, Дж. К. Хорт, Дж. Равен. Руководство к Прогрессивным Матрицам Равена и Словарным Шкалам. Раздел 3. Стандартные Прогрессивные Матрицы (включая Параллельные и Плюс версии: Пер. с англ. — М.: “Когито-Центр”, 2012. — 144 с. ISBN: 978—5—89353—355—2

40. Sadock, Benjamin J., Virginia A. Sadock, and Pedro Ruiz. Kaplan & Sadock’s comprehensive textbook of psychiatry. Philadelphia: Wolters Kluwer, 2017. Print.

41. www.columbiapsychiatry.org/research/research-labs/diagnostic-and-assessment-lab/structured-clinical-interview-dsm-disorders-11

42. www.parinc.com/Products/Pkey/225

43. Колесник Н.Т. Патопсихологическая диагностика: учебник для академического бакалавриата / Н. Т. Колесник, Е. А. Орлова: под ред. Г. И. Ефремовой. — М.: Издательство Юрайт, 2017. — 240 с. — Серия: Бакалавр. Академический курс. Модуль. ISBN: 978-5-9916-9643-2.

44. Батурин, Н. А. (2008). Современная психодиагностика России. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (32 (132)), 4-9.

45. Батурин, Н. А., & Мельникова, Н. Н. (2009). Технология разработки тестов: часть I. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (30 (163)), 4-14.

46. Батурин, Н. А. (2010). Современная психодиагностика России: преодоление кризиса и решение новых проблем. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (40 (216)), 4-12.

47. Батурин, Н. А., Ким, Т. Д., & Науменко, А. С. (2011). Психологические аспекты инновационного потенциала организации: определяющие факторы и инструменты диагностики. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (18 (235)), 38-47.

48. Бурлачук Л. Ф. Б91 Психодиагностика: Учебник для вузов. — СПб.: Питер,
2006. — 351 с: ил. — (Серия «Учебник нового века»). ISBN 5-94723-045-3

49. Батурин, Н. А., & Юсупова, Ю. Л. (2014). О втором томе Ежегодника профессиональных рецензий и обзоров психодиагностических методик. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, 7 (3), 116-121.

50. Батурин, Н. А., & Пичугова, А. В. (2008). Компендиум психодиагностических методик России: описание и первичный анализ. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (31 (131)), 63-68.

Страница 1. Ответы на вопросы к психологу, присланные через форму обратной…

Вопрос психологу онлайн

Я частнопрактикующий психолог с 2011 года, работаю в Москве, провожу индивидуальные консультации, консультации супружеских пар, оказываю психологическую помощь подросткам и их родителям.

Также я предлагаю возможность посетителям сайта задать психологу один вопрос и получить на него развернутый ответ. Это бесплатно и анонимно. Ваш вопрос и ответ будут опубликованы на сайте в данном разделе. В качестве имени вы можете оставить свой псевдоним или реальное имя (мы будем использовать его только при ответе вам через почту). На текущий момент участвуют в составлении ответов Оноприкова Ольга, Баскакова Наталья, Бакушин Дмитрий.

В месяц нам по силам ответить только на 12 вопросов, поэтому мы отвечаем на 12 первых присланных.

Задать вопрос психологу

Опубликованные ответы на вопросы

Ниже вы можете посмотреть, какие вопросы задали психологу другие посетители сайта, а также какие ответы они получили. Чтобы вам было легче найти то, что вас интересует, я условно разделила вопросы психологу на три категории — вопросы об отношениях, вопросы о себе, общие вопросы. Вопросы о себе — это те вопросы, которые имеют, с моей точки зрения, косвенный запрос на саморазвитие (чему-то научиться, что-то про себя понять, не только про саму ситуацию). Поэтому ответы на такие вопросы формулируются, исходя из того, на чем вы сами сделали наибольший акцент. Статус общего вопроса («any question») присваивается в том случае, если данный вопрос мог бы быть задан любым человеком, и содержание ответа от этого, не изменилось бы.

Когда вы сможете получить ответ на свой вопрос?

Мы стараемся отвечать в самые короткие сроки (как правило, успеваю в течение трех суток). Если я пойму, что по каким-либо причинам мы затянем с ответом, я напишу вам, что получила ваш вопрос и сообщу, когда смогу ответить.

Чем лучше составлен ваш вопрос, тем более полезный ответ я смогу предоставить. Поэтому предлагаю несколько рекомендаций о том, как формулировать вопрос психологу:

  • Дайте мне первичную информацию о себе — ту, которая кажется вам наиболее важной в контексте проблемы — и о партнере (если ваш вопрос связан с отношениями).
  • Опишите ту ситуацию, которая вас беспокоит.
  • Какие чувства вы испытываете, и каково ваше отношение к происходящим событиям?
  • Какие возможности вы перед собой видите, в чем сомневаетесь?
  • Что мог бы сделать психолог для того, чтобы вам помочь (ваши предположения)?
  • Собственно формулировка вопроса

как психологи помогают московским семьям / Новости города / Сайт Москвы

Пандемия, огромный поток информации и безумный ритм жизни вызывают большой стресс, особенно у жителей мегаполисов. Справиться с ним самостоятельно удается далеко не всем, тяжелее всего это дается детям. Научиться переживать эмоции, управлять собой и сохранять гармонию в семье, находить общий язык с детьми москвичам помогут специалисты сети подразделений Московской службы психологической помощи населению. Она состоит из 21 очного подразделения, а все услуги оказывают бесплатно. Получить поддержку могут и взрослые и дети. О том, с какими вопросами обращаются семьи к специалисту, рассказываем в материале mos. ru в День психолога.

В семье не без психолога

Наверное, каждая семья рано или поздно сталкивается с различными кризисами, будь то переходный возраст ребенка, конфликт отцов и детей или даже обычные ссоры. Дети жалуются на родителей, что те не уделяют им внимания, родители считают, что дети закрываются от них. В таких случаях разобраться в ситуации и наладить отношения поможет именно семейный психолог.

«В последнее время отношение к психологам изменилось, и все чаще жители Москвы сами обращаются за помощью. Бывает, родители приводят детей со словами “был нормальный ребенок, а теперь грубит”, или “не может найти друзей”, или “скандалит со сверстниками”. Но все поведенческие проблемы детей связаны со взаимодействием внутри семьи, когда они не чувствуют поддержки и понимания. Психологу важно помочь семье выяснить причины и найти решение. Специалисты семейных центров работают над восстановлением отношений между детьми и родителями, оказывают психологическую помощь, проводят тренинги, развивающие занятия», — делится своим опытом психолог семейного центра «Отрадное» Дания Алимова.

Кроме того, к семейному психологу идут люди, когда стресс и тревоги, ранее переносимые абсолютно нормально и даже с легкостью, в какой-то период начинают казаться неразрешимыми. У человека нет ресурса для выхода из этого состояния, а окружающие говорят, что это само пройдет и не стоит на этом заострять внимание. Но справиться самостоятельно получается не у всех. И тут главное — не затягивать: чем раньше обратиться к специалисту, тем быстрее жизнь наладится.

Другое дело — дети, им не объяснишь, что нужно что-то захотеть, поэтому иногда психологи используют нестандартные подходы.

«Помимо классических форм помощи, в нашем центре есть и… терапия бабочками. Это техника для детей с высокой эмоциональностью. Например, когда они пережили потерю и не приняли это. Дети в группе наблюдают за циклом жизни бабочки, который длится примерно месяц. Все это время они следят за ее развитием — от кокона до гибели. Параллельно дети ведут дневник наблюдений и выполняют творческие задания. Все это помогает им принять потерю родственников. Терапия бабочками помогает и тем ребятам, которые испытывают страх смерти, например из-за частого посещения больниц», — говорит психолог центра реабилитации и образования № 7

Специалисты утверждают, что в вопросе детских страхов важно понимание, как какой-то опыт переходит в травмирующий. Например, если ребенка ударили, а он не может это разделить с близкими, которые бы ему сопереживали. А возможность это пережить в управляемых условиях помогает выработать правильное отношение к тревожащим моментам. Вот с такими тонкими материями и ранимыми душами работают семейные психологи.

Помочь стать семьей

Отдельным направлением стала работа с замещающими семьями и приемными детьми. Среди основных проблем — неуверенность в своих силах, поиски смысла жизни, невозможность родителей понять и принять своих детей, усталость от родительской роли, сомнения в правильности действий. Каждой замещающей семье важно, чтобы кто-то сказал: «Ты молодец!». Прием ребенка в семью сопровождают психологи. Они помогают наладить взаимоотношения, видят первые звоночки и купируют их, учат быть родителями. И здесь самый главный период — это адаптация.

«Дети в замещающих семьях изначально травмированы. У каждого есть свой негативный опыт, который они еще не пережили, не приняли — это становится проблемой. Они более остро воспринимают многие ситуации. Им важно чувствовать, что их любят и принимают такими, какие они есть. Они испытывают родителей на прочность. Например, на днях приходила девочка, которая долгое время думала о том, что от нее могут отказаться. Сейчас она живет в семье, все хорошо, но в прошлом у нее был негативный опыт: предыдущая семья вернула девочку. Конечно, это травма. Но новая семья показала ей радость совместной жизни, и ребенок очень дорожит этими отношениями», — поясняет психолог семейного центра «Отрадное» Мария Овчарова.

Часто такие дети стесняются своего прошлого — им сложно наладить отношения, поэтому для них проще замкнуться и сидеть у монитора. Эту ситуацию хорошо исправляют групповые встречи, на которые приглашаются не только приемные дети.

Порой и детям и взрослым необходимо, чтобы их просто выслушали и похвалили. К сожалению, в семьях часто об этом забывают.

Здравствуй, школа!

В московских школах работают более трех тысяч педагогов-психологов. Обратиться к специалисту при необходимости может каждый ребенок. При этом ребятам с ограниченными возможностями здоровья оказывают более серьезную поддержку.

«Дети приходят к школьным психологам с совершенно разными вопросами, но в основном им не хватает коммуникативных навыков. Подростки спрашивают, как им найти друзей, как стать популярными в классе, как понравиться мальчику или девочке. Или, к примеру, как помириться с мамой. Часто приходят с вопросами самоопределения: не знаю, кем стать. Самое важное — качественная помощь психолога. Например, все специалисты владеют навыками карьерного консультирования, а также используют разные методики для поиска ответов на вопросы школьников», — делится Евгения Васильева, педагог-психолог, начальник отдела Городского психолого-педагогического центра.

Для помощи детям и родителям два года назад Городской психолого-педагогический центр запустил видеоподкаст «Пять вопросов к психологу». Ученик или родитель может задать вопрос, а пятеро лучших педагогов-психологов столицы подготовят видеоответ, который потом будет размещен на официальной странице центра в социальной сети «Фейсбук». Также можно посмотреть и предыдущие видео.

«Весной многих родителей интересует, как помочь ребенку не волноваться перед экзаменами, как выбрать вуз, надо ли настаивать на своем, если ребенок хочет в одно учебное заведение, а родителям нравится другое. Зимой дети спрашивают, например, как отпроситься у родителей праздновать Новый год с друзьями. На все вопросы лучшие психологи дают не просто ответ, а технологию решения», — отмечает Евгения Васильева.

Кроме того, специалисты центра проводят классные часы по психологии. Для этого учителя подают заявки, класс подключается по видеосвязи и в режиме интерактива педагоги-психологи проводят занятие. На одном таком уроке может виртуально присутствовать до 900 человек. Самыми популярными темами стали «Любовь или дружба?», «Настоящий ли это друг?», «Манипуляции — хорошо это или плохо и как им противостоять?». Этот формат особенно популярен у школьников — они любят гаджеты, игры и с удовольствием включаются.

Школьный психолог — о современной системе образования, ЕГЭ и проблемах раннего развития

Иногда дети приходят ко мне сами, но вообще самостоятельные обращения скорее характерны для средней школы. У подростков начинаются сложные межличностные отношения в коллективе, межполовые проблемы, сложности с восприятием себя и собственного тела, и им нужно кому-то выговориться. Иногда я заменяю психолога в средней школе, и как-то ко мне зашел очень худой мальчик, которого в классе все называли Кощеем. Не самое обидное прозвище, но его это беспокоило. Нужно отметить, что он загнался не из-за тела, потому что сам себя в своей комплекции он воспринимал комфортно, а из-за отношения к нему окружающих. Мы с ним пару раз поговорили о том, что если ему, его организму хорошо, остальное неважно. Это его успокоило.

В младшей группе проблемы со сверстниками стоят не так остро. Бывает, что маленькие дети беспокоятся из-за сложностей в семье. Однажды второклассница рассказывала о каких-то судебных тяжбах между родителями и бабушкой. Она не знала деталей, но чувствовала напряжение в семье. Разумеется, я не могу изменить ситуацию — моя задача просто примирить ребенка с реальностью, мол, и такое бывает, но взрослые сами разберутся, и эта ситуация не меняет того, что родители и бабушка любят и ценят тебя. Дети осознают причинно-следственные связи и делают свои выводы, хотя это отличается от взрослой рефлексии. Проявления могут быть очень будничными, без драмы — например, однажды девочка пришла ко мне и абсолютно спокойно сказала: «Была у меня рыбка, я ее не кормила, а она и умерла». Кроме того, дети уже в младшей школе активно влюбляются, даже «женятся» между собой. Но у них это скорее групповой опыт, нежели интимный, то есть первоклашки с разбитым сердцем ко мне не приходят (хотя обсуждать, кто в кого влюбился и кто кому жених и невеста, могут бесконечно).

Часто дети рассказывают мне о ревности к младшим братьям и сестрам, но это обычная история, особенно если разница в возрасте менее пяти лет. Обычно я советую родителям схитрить и доверить старшему какую-то ответственность за младшего — например, недавно предложила «поручить» старшему последним целовать младшего на ночь. Так родители как бы говорят старшему: «Мы тебя настолько любим и ценим, что доверяем тебе малыша». Эти взаимоотношения между братьями и сестрами очень важны: в подростковом возрасте значимым примером для младшего станет старший.

общих вопросов, которые задаст ваш психолог

Многие люди боятся обращаться к психологу, так как беспокоятся о вопросах, которые им могут задать. Изначально психолог задает стандартный набор вопросов, которые он задает всем, кто к нему приходит. Этот процесс одинаков, если вы посещаете психолога лично или через телемедицину.

Особенно на первых нескольких сеансах ваш психолог будет задавать вам много вопросов. Это процесс знакомства с вами и четкого понимания того, что происходит в вашей жизни.

 

Первая встреча

На первом приеме ваш психолог задаст вопросы о вашей истории болезни/физическом здоровье, истории психического здоровья
, употреблении алкоголя и наркотиков, карьере или учебе, молодости, финансах, семейных отношениях и других близких отношениях. Они также зададут вам много вопросов о причине, по которой вы пришли к ним, чтобы получить хорошее представление об этой проблеме и ее влиянии на вашу жизнь. Они будут задавать вам вопросы о вашей нынешней жизни, а также вопросы обо всех этапах жизни, через которые вы прошли.Это связано с тем, что на ваши текущие симптомы могут повлиять предыдущие события.

 

Общие вопросы, которые задаст ваш психолог:

  1. Что привело вас ко мне сегодня?

 

  1. На чем бы вы хотели сосредоточиться?

 

  1. Случались ли с вами действительно грустные или страшные вещи?

 

  1. Каковы ваши цели, надежды, мечты на будущее?

 

  1. Что вам нравится в себе?

 

  1. Что делает вас наиболее довольным/счастливым в жизни?

 

  1. Что это значит для вас? Как это повлияло на вас? Какое влияние это оказало на вашу жизнь?

 

Они также спросят вас, есть ли у вас мысли причинить вред себе или другим. Важно, чтобы вы ответили на них правдиво, так как они могут помочь вам, если вы склонны к суициду.

Если есть темы, которые вы не хотите обсуждать, вы можете сообщить об этом психологу. Вы также можете узнать и довериться своему психологу, прежде чем обсуждать сложные темы. Будет очень полезно, если вы расскажете своему психологу о некоторых темах, которые вам сначала неудобно обсуждать.

 

Что происходит после оценки

Из ваших ответов на эти вопросы ваш Психолог вырабатывает понимание того, что с вами происходит (формулировка).Ваш психолог не просто потратит время во время вашего сеанса, думая о вас, но будет размышлять о вашей ситуации между вашими встречами. Они рассмотрят ваш опыт в контексте своего опыта, исследований и теоретического понимания. Они объединяют все это в формулировке или коротком рассказе, которым они делятся с вами и могут помочь в лечении. Цель состоит в том, чтобы формулировка помогла вам понять цели лечения.

Из этой истории или формулировки ваш психолог сможет определить, какие виды лечения или навыки могут вам помочь.

  Это возможность узнать больше о себе в безопасной и благоприятной среде.

Процесс оценки должен помочь вам составить связный рассказ или историю вашей ситуации. Понимание того, почему вы чувствуете, действуете или думаете определенным образом, должно быть процессом расширения прав и возможностей. Возможность рассказать эту историю и сделать так, чтобы другой человек услышал вашу историю, является важной частью терапевтического процесса.

Помните, что вы тоже можете задавать вопросы. Вы часто можете многому научиться, спросив, почему психолог задает определенный вопрос с точки зрения важности этого для вашего психического здоровья.

Если есть что-то, что вы считаете важным, и ваш психолог не спрашивает об этом, обязательно сообщите ему об этом. Даже если они не спрашивали об определенной теме, если она важна для вас, они захотят узнать об этом.

вопросов о классической терапии, которые обычно задают терапевты

Разговорная терапия — это исцеляющие разговоры с определенной целью.

Мы сотрудничаем с нашими клиентами и фокусируемся не только на содержании того, о чем мы говорим, но и на человеке, процессе и качестве терапевтических отношений.

Цели терапии столь же разнообразны, как и дилеммы, с которыми сталкиваются наши клиенты. Системный подход к изучению вопросов может иметь большое значение для эффективного решения того, что вынесено на обсуждение, и, прежде всего, для знакомства с человеком, который их выносит.

Что отличает терапевтические беседы от наших повседневных дискуссий, так это типы задаваемых вопросов, а также акцент во время взаимодействия на клиенте, а не на проблеме.

Удовлетворение психологических потребностей клиента является еще одним важным компонентом, который часто определяет эффективность терапевтического процесса.Когда наши потребности не удовлетворяются должным образом, мы часто бессознательно пытаемся их как-то удовлетворить, что может привести к неадекватному копингу.

Что отличает различные формы терапии друг от друга, так это содержание и методы, используемые для удовлетворения основных потребностей, лежащих в основе существующих проблем, которые обычно описывают клиенты.

Судите о человеке по его вопросам, а не по ответам.

Вольтер

Существует несколько общепризнанных основных психологических потребностей, и они различаются в зависимости от теорий о том, что мотивирует человеческое поведение.Полное описание некоторых из этих явлений см. в нашей серии статей о человеческой мотивации.

Две основные психологические потребности, наиболее важные для обеспечения процесса терапии, однако, являются общими для всех: потребность в познании и потребность в закрытии.

Потребность в познании относится к нашему желанию понять наш собственный опыт и вещи в нашем окружении посредством мышления, поскольку нам приходится последовательно реагировать на возрастающую сложность нашего окружения и изменения в наших обстоятельствах.

Потребность в завершении побуждает нас избегать двусмысленностей и стремиться прийти к твердому выводу, который может повлиять на наши отношения и нашу способность эффективно функционировать.

Еще больше вопросов о терапии см. в нашей статье по теме: Вопросы о терапии, которые должен задавать каждый терапевт.

Прежде чем вы продолжите, мы подумали, что вы можете бесплатно загрузить три наших упражнения по позитивной психологии. Эти научно обоснованные упражнения исследуют фундаментальные аспекты позитивной психологии, включая сильные стороны, ценности и сострадание к себе, и дадут вам инструменты для улучшения благополучия ваших клиентов, студентов или сотрудников.

37 классических и общих вопросов, которые часто задают терапевты

Одним из аспектов терапии является партнерство с клиентом в решении проблем. Глубокое изучение жизни наших клиентов с помощью наводящих на размышления вопросов часто составляет основную часть того, что происходит в разговорной терапии.

Расспрашивание о ситуациях клиентов без осуждения, с искренним любопытством и теплотой имеет решающее значение не только для того, чтобы добраться до сути проблемы, но также для установления взаимопонимания и создания атмосферы психологической безопасности.

Большинство недоразумений в мире можно было бы избежать, если бы люди просто нашли время, чтобы спросить: » Что еще это может означать? »

Шеннон Л. Алдер

Когда клиенты чувствуют, что могут вовлечь в терапевтические отношения всего себя, разговор разворачивается с подлинной легкостью. Когда это возможно, хорошие терапевтические вопросы следует преподносить как открывающую дверь фразу, которая призывает клиентов к полному раскрытию информации и постепенно и осторожно подвергает сомнению их предположения, убеждения и точки зрения, которые могут противоречить их потребностям и целям.

Ниже приведены некоторые из наиболее распространенных терапевтических вопросов.

 

В чем проблема с вашей точки зрения?

Определение проблемы на начальном этапе терапии часто может быть сложной задачей; клиенты приходят с уникальным взглядом на проблему, а иногда и на то, каким должно быть решение этой проблемы.

Эмпатическое, непредвзятое слушание имеет решающее значение. Цель состоит в том, чтобы клиент почувствовал себя признанным и принятым таким, какой он есть, а для этого требуются осторожность и терпение.

Целью консультирования является создание позитивных изменений без чувства спешки или работы с клиентом.

  • Как вы видите проблему?
  • Как бы вы определили самую большую проблему, с которой вы сталкиваетесь прямо сейчас?
  • Какие вещи или люди в вашей жизни вызывают у вас проблемы?

 

Какие чувства обычно вызывает у вас эта проблема?

Подтверждение чувств клиентов является неотъемлемой частью установления взаимопонимания.Чувства — это не факты, и нет правильного или неправильного способа чувствовать ту или иную ситуацию. Некоторые клиенты менее подготовлены к выражению своих чувств и могут нуждаться в помощи, чтобы назвать их.

Когда появляются сильные отрицательные эмоции, один из способов справиться с ними — разделить их на более мелкие и менее сильные чувства. Практики также часто замечают, что их клиенты подвержены противоречивым эмоциям, и их исследование часто может оказаться очень полезным, хотя иногда и неудобным для клиента.

  • Какие чувства обычно вызывает у вас эта проблема?
  • Что вы чувствуете, когда неожиданно возникает проблема?
  • Вы чувствуете грусть, злость, безнадежность, застревание или что-то еще?
  • Что еще ты чувствуешь? Расскажите мне больше.
  • Когда ты говоришь мне, что злишься, что еще ты чувствуешь? Разочарованный, обиженный, преданный, одинокий или что-то еще?

 

Что делает проблему лучше?

  • Как часто вы сталкиваетесь с этой проблемой?
  • Как вы справлялись с проблемами, которые привели вас к терапии? что ты уже испробовал?
  • Как вы думаете, что послужило причиной ухудшения ситуации?
  • Как проблема влияет на ваше отношение к себе?
  • Какие пути, которые вы использовали в прошлом, помогли решить проблему?
  • Расскажите мне о времени, когда вы не испытывали этих трудностей.

 

В целом, как бы Вы описали свое настроение?

Роберт Тайер (1997), изучавший влияние настроения на поведение, предположил, что мы должны рассматривать настроение как форму внутреннего барометра и отражение взаимодействия между нашими психологическими состояниями и нашей физиологией, а не таинственные, чисто эмоциональные реакции на события вокруг. нас.

В отличие от мимолетных эмоций, настроение больше похоже на погоду и представляет собой основную биологию наших ежедневных циклов энергии и напряжения.

Когда мы чувствуем себя подавленными стрессом или усталостью, мы с большей вероятностью прибегаем к саморазрушающим привычкам. Лучшее понимание нашего настроения и его колебаний может позволить нам существенно улучшить нашу личную эффективность, как умственную, так и физическую.

  • Опишите свое типичное повседневное настроение. Ваше настроение похоже на американские горки или оно довольно стабильное?
  • Что заряжает вас энергией и поднимает настроение?
  • Что вас расстраивает или заставляет вас грустить?
  • Как вы обычно справляетесь с раздражением, раздражением и разочарованием? Вы легко выходите из себя? Как проявляется ваш гнев?
  • Вы злитесь, когда не добиваетесь своего или теряете контроль?
  • Как вывести себя из плохого настроения?
  • Мы все используем разные стратегии, чтобы справиться с ситуацией.Вы ловите себя на том, что тянетесь к кофеину, наркотикам, алкоголю, сексу, покупкам, Интернету или чему-то еще, чтобы почувствовать себя лучше?
  • Что говорили тебе близкие о твоем настроении?

 

Насколько вы чувствуете связь с окружающими вас людьми?

Изучение динамики отношений клиентов с людьми в их жизни может быть хорошим предсказателем того, как они отреагируют на формирование отношений в терапии, поскольку мы часто проигрываем подобные тенденции в большинстве наших отношений.

  • Расскажите мне о важных отношениях в вашей жизни.
  • Каково было расти в вашей семье?
  • Что люди продолжают делать, что вам не нравится, и что бы вы хотели, чтобы они изменили?
  • Какие обиды были сделаны вам, что вы не простили?

 

Какие положительные изменения вы хотите внести в свою жизнь?

Изучение целей клиентов в отношении терапевтического участия и их отношения к изменениям позволяет практикующему врачу заглянуть в то, что ценят наши клиенты и что мешает им уважать эти ценности в своей жизни.

  • Оцените по шкале от 0 до 10, насколько вы довольны своей жизнью?
  • Вы регулярно ставите перед собой позитивные цели в работе, отношениях или здоровье, а также в отдыхе?
  • Как вы относитесь к переменам?
  • Что это за цели?
  • Что постоянно происходит, что мешает вам их достичь?

 

Терапевтические вопросы при депрессии и тревоге

Многие методы лечения депрессии сосредоточены на проблемах с мышлением как о себе, так и об окружающем мире.

Хотя для этого может быть много причин, самая большая ценность терапии заключается в осознании привычек ума, которые часто не служат нам.

Приведенная ниже анкета определяет типичные симптомы депрессии и адаптирована из Анкеты здоровья пациента (Kroenke, Spitzer, Williams, & Löwe, 2010).

Как часто за последние две недели Вас беспокоили какие-либо из следующих проблем?

Совсем нет Несколько дней Более половины дней Почти каждый день
1. Мало интереса или удовольствия от занятий.
2. Чувство подавленности, депрессии или безнадежности.
3. Проблемы с засыпанием или сном, или слишком долгий сон.
4. Чувство усталости или мало энергии.
5. Плохой аппетит или переедание.
6. Недовольство собой, или что вы неудачник или подвели себя или свою семью.
7. Проблемы с концентрацией внимания на таких вещах, как чтение газеты или просмотр телевизора.
8. Движется или говорит так медленно, что другие люди могли это заметить. Или наоборот — быть настолько суетливым или беспокойным, что вы двигаетесь намного больше, чем обычно.
9. Мысли о том, что лучше бы тебе умереть или как-нибудь навредить себе.

 

Если у вас возникли какие-либо из вышеперечисленных проблем, насколько они затруднили вам работу, уход за домом или общение с другими людьми?

  • Совсем не сложно
  • Несколько сложно
  • Очень сложно
  • Очень сложно

Многие формы когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), некоторые из которых обсуждаются ниже, направлены на решение проблем мышления, связанных с депрессией.Хорошая новость заключается в том, что эти проблемные модели мышления можно адекватно оценить и лечить.

Одним из таких примеров является мера пессимизма, присутствующая в интерпретациях клиентами жизненных событий, отмеченных их атрибуцией или стилем объяснения.

Некоторые анкеты помогают терапевтам анализировать содержание восприятий своих клиентов, такие как Анкета атрибутивного стиля (Петерсон и др., 1982), Детская анкета атрибутивного стиля (Каслоу, Танненбаум и Селигман, 1978) и Техника анализа содержания словесных объяснений. (Петерсон, Шульман, Кастельон и Селигман, 1992).

Ниже приведен пример того, как адаптировать эти оценки к реальным жизненным ситуациям.

Инструкции :

Попросите клиента представить как можно ярче какое-либо событие, например серьезный спор с членом семьи, или любой другой подходящий сценарий, наиболее подходящий для ситуации клиента.

Позвольте клиенту указать основную(ые) причину(ы) события, а затем попросите его ответить на три дополнительных вопроса относительно выбранных им вариантов объяснения.

A. Выберите из нижеприведенных важных причин, вызвавших вышеуказанное событие. Вы можете выбрать более одного:

  • Личностные проблемы
  • Эмоциональные проблемы
  • Влияние прошлого опыта или чувств
  • Несправедливое обращение
  • Проблемы со связью
  • Непонимание
  • Расхождения во взаимных ожиданиях
  • Другие причины

B. Связаны ли выбранные вами причины с чем-то в вас или с другими людьми или обстоятельствами?

С.В будущем, при столкновении с подобным событием, будут ли снова присутствовать эти причины?

D. Являются ли причины чем-то, что повлияло только на вышеуказанное событие, или они также влияют на другие сферы вашей жизни?

К другим часто используемым показателям депрессии и тревожности относятся опросник депрессии Бека (Dozois & Covin, 2004) и опросник состояний и черт тревожности (Spielberger, 2010). Оценочная шкала, представленная ниже, была взята из Опросника состояния и тревожности.

Прочтите приведенные ниже утверждения и укажите, насколько они применимы к тому, что вы чувствуете и думаете в обычный день.

Никогда Иногда Часто Почти всегда
Мне приятно. 1 2 3 4
Я нервничаю и беспокоюсь. 1 2 3 4
Я доволен собой. 1 2 3 4
Хотел бы я быть таким же счастливым, как другие. 1 2 3 4
Я чувствую себя неудачником. 1 2 3 4
Я чувствую себя отдохнувшим. 1 2 3 4
Я «спокойный, хладнокровный и собранный». 1 2 3 4
Я чувствую, что трудности накапливаются так, что я не могу их преодолеть. 1 2 3 4
Я слишком беспокоюсь о том, что на самом деле не имеет значения. 1 2 3 4
Я счастлив. 1 2 3 4
У меня тревожные мысли. 1 2 3 4
Мне не хватает уверенности в себе. 1 2 3 4
Я чувствую себя в безопасности. 1 2 3 4
Я легко принимаю решения. 1 2 3 4
Я чувствую себя неадекватно. 1 2 3 4
Я доволен. 1 2 3 4
Какая-то неважная мысль проносится в голове и беспокоит меня. 1 2 3 4
Я так остро переношу разочарования, что не могу выкинуть их из головы. 1 2 3 4
Я уравновешенный человек. 1 2 3 4
Я нахожусь в состоянии напряжения или смятения, когда думаю о своих недавних заботах. 1 2 3 4

 

Терапевтические вопросы при тревоге часто должны включать исследование соматических симптомов и информирование организма о сигналах начала тревоги.Лечение тревоги часто также включает методы обучения релаксации, которые можно использовать, когда внезапно возникает тревога.

Гештальт-терапия может быть полезным подходом к борьбе с соматическими симптомами тревоги (см. ниже).

Вопросы для работы с тревогой также могут быть направлены на переосмысление нашего восприятия стресса, поскольку исследования показывают, что, когда мы рассматриваем стресс как физически вредный, он, как правило, оказывает более пагубное влияние на наше здоровье, чем когда мы рассматриваем стресс как информацию или возможность быть на высоте (McGonigal, 2015).

когнитивно-поведенческая терапия и терапия, ориентированная на решение, обсуждаемые ниже, могут быть применены к определенным поведенческим паттернам, связанным с вызывающими тревогу паттернами мышления и восприятиями (см. ниже).

 

Взгляд на чудесную терапию, ориентированную на решение Вопрос

Терапия, ориентированная на решение, меньше озабочена прошлым и больше сосредоточена на том, что происходит сейчас, и на том, чего мы хотим достичь в будущем.

По этой причине вмешательства, подобные Чудо-вопросу, позволяют нам связать то, где мы находимся сегодня, с тем, где мы хотим быть в будущем, путем яркой и эмоциональной визуализации желаемых целей.

Чудо-вопрос, или вопрос «проблема ушла», — это метод опроса, который терапевт может использовать, чтобы предложить клиенту представить и подробно описать, как изменится будущее, когда проблемы больше не будет.

Представьте, что сегодня ночью, пока вы спите, в вашей жизни происходит чудо. Волшебное знаменательное событие полностью решило эту проблему и, возможно, охватило и бесконечно улучшило и другие области вашей жизни. Подумайте немного и скажите мне, как теперь изменится жизнь? Опишите его подробно.Что вы заметите в первую очередь, проснувшись утром?

Некоторые предполагают, что это вмешательство наиболее эффективно, когда сначала применяется кратковременная техника релаксации. Другие предполагают, что дополнительные вопросы могут помочь укрепить видение будущего.

  • Что улавливают ваши чувства?
  • Что ты чувствуешь?
  • Что вы делаете (в максимально возможном количестве аспектов своей жизни)?
  • С кем ты это делаешь?
  • Где ты живешь?
  • Насколько ты развлекаешься?
  • Какой доход вы зарабатываете?
  • Что вы меняете в мире каждый день?

Сила Miracle Question заключается в эмоциональной связи, которую мы создаем с подробной картиной того, какой могла бы быть наша жизнь.Мы, в конце концов, настоящие машины предвидения и можем получить энергию от будущих возможностей. Не говоря уже о том, что дьявол кроется в деталях, и чем ярче картина будущего, которую мы рисуем, тем больше вероятность того, что мы увидим необходимые шаги для его достижения.

 

Дополнительные вопросы SFBT

Краткосрочная терапия, ориентированная на решение (SFBT), как правило, очень короткая (от трех до пяти сеансов), фокусируется на поиске решений и лишь минимально уделяет внимание определению или пониманию существующих проблем (De Shazer et al., 1986).

Стиль опроса предназначен для изучения предпочтительного будущего и целей клиента в контексте его текущих ресурсов и поведения. Некоторые примеры терапевтических элементов включают беспроблемную беседу, Чудо-вопрос и рейтинги шкал прогресса (Ratner, George, & Iveson, 2012).

Безумие делать одно и то же снова и снова и ожидать разных результатов.

Следующее упражнение под названием «Сделай одну вещь по-другому» является прекрасным примером того, как эта форма терапии сосредотачивается на непосредственном решении проблем конкретным и немедленным образом.Это семиступенчатое вмешательство предназначено для того, чтобы сломать проблемную модель поведения, заменив ее другой (Miller, Hubble, & Duncan, 1991).

 

Делай одну вещь по-другому

Шаг 1 : Вспомните время, когда у вас что-то не ладилось, и вспомните, что вы обычно делаете в проблемной ситуации. Выберите изменить одну вещь, например:

  • ГРМ
  • Модели вашего тела и то, что вы делаете со своим телом
  • Что вы говорите и как вы это говорите
  • Место и где это происходит
  • Порядок действий в

Когда подобная проблема возникнет снова, какую часть этой проблемной ситуации вы теперь сделаете по-другому?

Шаг 2 : Подумайте о том, что сделал кто-то другой, чтобы решить проблему, или подумайте о том, что вы сделали в прошлом, что помогло улучшить ситуацию.

  • Подумайте о чем-то, что делает кто-то другой, чтобы улучшить ситуацию.
  • Как зовут этого человека?
  • Что они делают, что вы попробуете?
  • Подумайте о том, что вы сделали в прошлом, что помогло улучшить ситуацию. Что вы сделали такого, что сделаете в следующий раз?

Шаг 3 : Чувства являются жизненно важным источником информации, но они не должны определять ваши действия. У вас всегда есть выбор, особенно когда ваш предыдущий опыт показывает, что ваша модель эмоциональных реакций вызывает поведение, которое подрывает ваши будущие цели.

  • Подумайте о чувстве, которое раньше доставляло вам неприятности, например, о гневе, печали и т. д.
  • Какое чувство вы хотите перестать доставлять вам неприятности?
  • Подумайте, какую информацию вам сообщает это чувство.
  • Что, по вашему мнению, вы должны сделать, чтобы все пошло лучше?

Шаг 4 : Измените то, на чем вы фокусируетесь. То, на что вы обращаете внимание, имеет тенденцию становиться больше, и вы будете замечать это больше. Чтобы решить проблему, попробуйте изменить свое внимание или точку зрения.

  • Подумайте о чем-то, на чем вы слишком много внимания уделяете.
  • Что доставляет вам неприятности, если вы слишком много на этом зацикливаетесь?
  • Вместо этого подумайте о чем-то, на чем вы сосредоточитесь.
  • На чем вы сосредоточитесь, чтобы не попасть в беду?

Шаг 5 : Представьте себе будущее, когда у вас не будет проблем, которые есть сейчас. Работайте в обратном направлении, чтобы выяснить, что вы можете сделать сейчас, чтобы это будущее стало реальностью.

  • Подумайте, что изменится для вас в будущем, когда дела пойдут лучше.
  • Как все изменится?
  • Подумайте об одной вещи, которую вы бы стали делать по-другому, прежде чем дела пойдут лучше в будущем.
  • Что вы будете делать по-другому?

Шаг 6: Иногда люди с проблемами говорят о том, что другие люди делают хуже для них, и они говорят о том, почему невозможно сделать лучше. Помните, что есть аспекты вашей жизни, которые вы контролируете и можете изменить свою историю.

  • Расскажите о случаях, когда проблемы не было, и о том, что вы делали.
  • Вспомните время, когда у вас не было проблемы, которая вас беспокоит.
  • Расскажите мне о том времени.

Шаг 7 : Сосредоточьтесь на фактах и ​​действиях, а не на интерпретациях.

  • Говорите о вещах, которые вы видите, а не о том, что, по вашему мнению, думал или чувствовал другой человек, потому что мы этого не знаем.
  • При подаче жалобы говорите о действии, которое вам не нравится.
  • Когда вы делаете запрос, говорите о том, какое действие вы хотите, чтобы человек сделал.
  • Когда вы кого-то хвалите, говорите о том, какое действие вам понравилось.

 

20 КПТ-терапия Вопросы, которые следует задать клиентам

Основная предпосылка когнитивно-поведенческой терапии (КПТ) заключается в том, что, поскольку эмоции трудно изменить напрямую, КПТ нацелена на эмоции, вмешиваясь в мысли и поведение, которые вызывают тревожные эмоции (Chambless & Ollendick, 2001; DeRubeis & Crits- Кристоф, 1998).

Оценка познания в рамках модели КПТ сводится к тому, чтобы помочь клиенту изучить свои мысли, задавая вопросы, связанные с тем, как клиент воспринимает себя, других и будущее.

Например, когда клиент описывает себя как неспособного или обузу и обычно воспринимает других как критичных или трудных для удовлетворения, его взгляд на будущее может быть в основном пессимистичным и содержать убеждения, что будущее принесет только больше потерь и разочарований.

Оценка поведения и провоцирующих ситуаций в рамках модели когнитивно-поведенческой терапии заключается в изучении событий, поведения, мыслей или эмоций, которые вызывают, провоцируют или усугубляют трудности пациента (Chambless & Ollendick, 2001; DeRubeis & Crits-Christoph, 1998).

В конце концов, вопросы, которые мы задаем себе, определяют, какими людьми мы станем.

Лео Бабаута

Одним из полезных подходов к изучению поведения и симптомов является рассмотрение их в более широком контексте. Модель антецедентов, поведения, последствий (ABC) постулирует, что поведение в первую очередь определяется антецедентами или событиями, которые предшествуют поведению, мыслям или настроению, а также последствиями или событиями, которые следуют за ними.

Модель ABC можно использовать в качестве функциональной оценки, когда поведение формируется антецедентами и сопровождается последствиями (Ellis & MacLaren, 1998).

Антецедент возникает перед поведением и может быть спусковым крючком для конкретной реакции у пациента и может как усиливать, так и ослаблять определенное поведение. Антецеденты или события, предшествующие поведению, обычно вызывают эмоциональные и физиологические реакции.

Антецеденты могут быть аффективными (эмоции), соматическими (физиологическая реакция), поведенческими (действие) или когнитивными (мысль). Они также подвержены контекстуальным факторам (ситуативным) и реляционным (межличностным) факторам.

Например, пациент, сообщающий о депрессии (поведение), может чувствовать себя плохо, когда он один дома поздно ночью (контекстуальный антецедент), или лучше, когда он находится в кругу семьи (реляционный антецедент). Следовательно, они могут чувствовать себя еще более подавленными, думая, что всегда будут одни (когнитивный антецедент) (Ellis, & MacLaren, 1998).

Ниже приведены некоторые вопросы, которые помогут изучить предпосылки определенного поведения:

  • Что ты чувствовал прямо перед этим? (аффективный)
  • Что происходит с вами физически до того, как это произойдет? Вы заболели? (соматический)
  • Как вы обычно ведете себя перед тем, как это произойдет? (Поведенческий)
  • Какие мысли приходят вам в голову, прежде чем это произойдет? (Познавательный)
  • Где и когда это обычно происходит? (контекстный)
  • Вы делаете это со всеми или только с определенными людьми? (Относительный)

Поведение – это любая активность, включая мысли или чувства, которую пациент проявляет в ответ на предшествующее событие.Приведенные ниже вопросы помогут изучить конкретное поведение:

  • Что вы чувствуете сразу после того, как это произошло? (аффективный)
  • Есть ли у вас телесные ощущения после этого, например, дрожь? (соматический)
  • Как вы реагируете на такое поведение? (Поведенческий)
  • О чем вы думаете после того, как это произойдет? (Познавательный)
  • Вы находитесь в другом месте, когда это поведение заканчивается? (контекстный)
  • Есть ли люди, которые усугубляют это поведение? Сделать его лучше? (Относительный)

Последствия — это события, которые происходят после поведения и побуждают пациента продолжать или прекращать поведение.При функциональной оценке исследуются два вида последствий: краткосрочные и долгосрочные последствия. Приведенные ниже вопросы помогут изучить последствия определенного поведения:

  • Это поведение каким-то образом привлекает ваше внимание?
  • Что хорошего происходит в результате такого поведения?
  • Вам это как-то поможет?
  • Вы чувствуете некоторый кайф от этого?
  • Помогает ли вам это поведение избежать того, чего вы не хотите делать?

Цель когнитивно-поведенческой терапии — помочь клиенту развить более сбалансированное мышление о ситуации и бороться с автоматическими мыслями и реакциями.Следующие вопросы могут помочь клиенту бросить вызов автоматическим мыслям:

  • Какие есть доказательства того, что эта мысль верна?
  • Какие есть доказательства того, что эта мысль неверна?
  • Что бы я сказал тому, кого люблю, если бы он оказался в такой ситуации и у него были такие мысли?
  • Если моя автоматическая мысль верна, что самое худшее может случиться?
  • Если моя автоматическая мысль верна, что может произойти в лучшем случае?

После того, как доказательства получены, мы хотим объединить их, чтобы сформировать более сбалансированную мысль.Эта мысль, скорее всего, будет намного длиннее и полнее, чем первоначальная эмоционально заряженная мысль. Приведенные ниже вопросы могут помочь клиенту создать более сбалансированную мысль:

  • Что является более сбалансированным мнением, более точно отражающим факты?
  • Есть ли альтернативный взгляд на ситуацию?
  • Может ли человек, которому я доверяю, понять эту ситуацию по-другому?

На последнем этапе попросите клиента оценить правдоподобность альтернативной мысли по шкале от 0 до 100.Если мысль правдоподобна не более чем на 50, требуется дополнительная работа для определения альтернативной точки зрения. Вернитесь к уликам и продолжайте работать.

 

13 вопросов на собеседовании по музыкальной терапии

Музыкальная терапия, хотя и не так распространена, как другие формы терапии, является устоявшейся медицинской профессией, в которой музыкальные вмешательства используются дипломированным специалистом, прошедшим утвержденную программу музыкальной терапии для удовлетворения физических, эмоциональных, когнитивных и социальных потребностей. лиц.

Во время оценки музыкальной терапии практикующий врач узнает о человеке и его потребностях и работает над определением подходящего и эффективного плана для них. Вопросы об отношении к музыке, предпочтениях в отношении методов и целях терапии являются одними из наиболее часто используемых.

  • Вы слышали о музыкальной терапии?
  • Вы когда-нибудь использовали музыкальную терапию?
  • Если вы использовали музыкальную терапию, она оказалась вам полезной?
  • Влияла ли музыка на ваше настроение?

Часть работы музыкального терапевта заключается в знании того, как манипулировать музыкой так, чтобы это было эффективно в данный момент и на основе предпочтений.То, что заставляет кого-то чувствовать себя лучше, зависит от его музыкальных предпочтений, и есть много преимуществ в том, чтобы задавать подробные вопросы об индивидуальном опыте музыки.

  • Какая музыка заставляет вас полностью расслабиться?
  • Какая музыка заряжает вас энергией?
  • Какую музыку ты не любишь?
  • Если бы вам нужно было выбрать одну песню, которую вы будете проигрывать непрерывно, без остановок, на заднем плане своей жизни, что бы это было?
  • Какой ваш любимый звук и какой инструмент его воспроизводит?
  • Вы когда-нибудь играли на музыкальном инструменте?
  • Как вы относитесь к переходу на музыку?

Американская ассоциация музыкальной терапии перечисляет множество преимуществ лечения музыкальной терапией.Это может помочь определить цели участия в музыкальной терапии. Музыкальный терапевт может запросить:

Чего бы вы хотели добиться в музыкальной терапии?

  • Повышение самочувствия
  • Научитесь справляться со стрессом
  • Облегчить боль
  • Выразить чувства
  • Расширение памяти
  • Улучшение связи
  • Способствовать физической реабилитации

Основная часть занятия будет состоять из занятий музыкальной терапией.Это опыт, который помогает музыкальному терапевту, направленный на достижение немузыкальных целей и задач клиента.

Вот список типов музыкальных вмешательств, которые могут быть предложены клиентам на выбор:

  • Пение, исполнение или игра на музыкальном инструменте
  • Сочинение, которое включает в себя любой групповой или индивидуальный процесс написания песен и может быть как простым, так и сложным по мере необходимости
  • Импровизация и создание музыки на месте или в данный момент
  • Восприятие музыки или просто прослушивание, которое может включать в себя опыт типа музыки и релаксации, интервенцию анализа лирики и тип опыта «движения под музыку», как при обучении ходьбе
  • Игра на барабанах
  • Прослушивание живой или записанной музыки
  • Изучение техник релаксации под музыку, таких как прогрессивная мышечная релаксация или глубокое дыхание
  • Исполнение знакомых песен с живым или записанным аккомпанементом
  • Игра на музыкальных инструментах, таких как ручная перкуссия
  • Написание текстов песен
  • Написание музыки для новых песен
  • Обучение игре на инструменте, например, на фортепиано или гитаре
  • Создание искусства с помощью музыки
  • Танцы или движения под живую или записанную музыку
  • Написание хореографии на музыку
  • Обсуждение своей эмоциональной реакции или смысла конкретной песни или импровизации

Везде, где это возможно, людей поощряют размышлять над личными проблемами, связанными с музыкой или ассоциациями, которые она вызывает.Сеанс также может включать в себя выбор музыки, которая имеет значение для человека, например, музыки, отражающей проблему, которой человек в настоящее время занимается (Geretsegger, Elefant, Mössler, & Gold, 2014).

 

10 примеров вопросов нарративной терапии

Нарративная терапия предполагает, что такой вещи, как объективная реальность, не существует, и вместо этого позволяет клиентам переопределять и переписывать свои истории таким образом, чтобы они более эффективно справлялись с реальностью.

Как и многие другие подходы, ориентированные на клиента, он рассматривает клиента как эксперта в своей собственной жизни и использует методы, которые позволяют отделить проблемное поведение от человека, которым мы являемся, чтобы мы могли эффективно решать проблему, не попадая в ловушку нашего эго. вверх в процессе.

Существует несколько техник, используемых в нарративной терапии, которые схожи с техниками рассказывания историй, используемыми в литературоведении, и могут быть эффективно использованы для переписывания аспектов ситуации, с которой сталкивается клиент.

Это может включать в себя придание другого значения, рассмотрение с другой точки зрения, деконструкцию на более мелкие части, экстернализацию проблемы или просто сосредоточение внимания на более оптимистичной теме.

Ниже приведен список некоторых методов и примеров вопросов, которые можно использовать.Более подробное объяснение техник нарративной терапии можно найти в нашей статье 19 Техники нарративной терапии, интервенции + рабочие листы.

Срок Назначение Пример
Деконструктивный Покажите клиентам, что истории создаются, а нарративы существуют в более крупных системах. Кто вам сказал, что «настоящие мужчины» не следят за своим здоровьем?
Переименование Поддерживайте самоэффективность клиентов, делясь с ними авторством и опытом. Как бы вы назвали проблему невнимания к своему диабету?
Перспектива Помогите клиентам изучить точки зрения других людей, особенно их взгляды на клиента. Все согласны с тем, что вы не в состоянии контролировать свой вес, или у кого-то есть другая идея?
Открытое пространство Помочь клиентам вывести обнадеживающие мысли и действия на поверхность и изучить их; подчеркнуть эффективность клиентов в отношении проблемы. Бывают ли случаи, когда проблема, с которой вы боретесь, не контролирует вас? Расскажите мне о том времени.
Гипотетический (Чудо) Стимулируйте воображение клиентов, чтобы они представляли себе другое, более обнадеживающее будущее. Предположим, произошло чудо, и ваша проблема была решена. Как бы изменилась ваша жизнь?
Предпочтение Определите предпочтения клиентов и проверьте, предпочитают ли они историю успеха истории о проблеме. Что вы почувствовали, когда получили повышение? Это то, чего вы действительно хотите?
Развитие сюжета Изучите и задержитесь на всех элементах любимой истории. Расскажите подробнее о том, как вы смогли устоять перед фастфудом. Что именно произошло?
Переописание Помогите клиенту распознать в себе предпочтительные качества и выяснить, как это влияет на его чувство идентичности Что это говорит о вас как о человеке, который вы ежедневно измеряли уровень сахара в крови на прошлой неделе?
Раздвоение Поощряйте клиентов объединяться против проблемы. Событие, которое вы описываете, на стороне безразличия или против безразличия?
Пробка Переориентируйте клиента, когда он застрянет в старой истории. Какую историю ты сейчас рассказываешь?

 

 

Взгляд на вопросы гештальт-терапии

Иногда, чтобы вмешаться в порочный круг негативных мыслей и чувств, нам нужно сосредоточиться на настоящем моменте с яркостью сценического света или увеличительного стекла.Гештальт-терапия

— это один из таких методов, который учит нас тому, что полное осознание и внимание могут решить проблему таким образом, который не может быть рационализирован. Цель гештальт-терапии — перестать жить так, как если бы мы действовали на автопилоте.

Многие люди обнаруживают, что они по-настоящему живут настоящим лишь небольшую часть времени, и когда они учатся делать это более осознанно, это часто может стать прорывом. Гештальт-терапевт ценит человека как часть своего окружения.Ум, тело и окружающая среда — все это части одного рассмотрения.

Во время терапии клиентам часто задают вопросы, чтобы помочь им настроиться на свои непосредственные переживания, например:

  • Что ты чувствуешь?
  • О чем ты думаешь?
  • Как сейчас себя чувствует ваше тело?
  • Что ты видишь и делаешь в этот самый момент?
  • Какие звуки вы слышите вокруг себя?

Практикуя гештальт-терапию, Фриц Перлз использовал множество экспериментов, чтобы заставить своих клиентов повысить осознанность, например, предлагая им почувствовать свое тело (Perls, Hefferline, & Goodman, 1951).

Он просил своих клиентов рассказать самим себе, что они видят и делают в каждый момент времени. Затем он спросил их, какие трудности они испытывают при этом, на что они неизменно отвечали: « Какие трудности? »

Открытие заключалось в том, что пока мы полностью находимся в настоящем, замечая и чувствуя окружающую нас среду, у нас нет проблем.

Некоторые из техник, обычно используемых в гештальт-терапии:

  • Усиление, когда клиента просят повторить и преувеличить определенное действие, чувство или выражение, чтобы он лучше осознал их.
  • Управляемая фантазия, когда клиента просят визуализировать реальное событие из прошлого или гипотетическую ситуацию. Затем терапевт помогает человеку сосредоточиться на том, что он думает, чувствует и делает, когда мысленно переживает это событие.
  • Работа со сновидениями, где сны не интерпретируются, а разыгрываются в терапии. Считается, что разные части сна представляют разные аспекты личности, поэтому, становясь каждой частью, человек лучше осознает множество разных сторон своей личности.
  • Внутренний диалог, когда клиент вступает в диалог между противоположными полюсами своей личности.
  • Ролевая игра, в которой клиент инсценирует важные аспекты своего существования. Это может включать в себя принятие роли персонажа в их жизни или части себя. Техника пустого стула — классический пример ролевой игры.
  • Техника пустого стула, при которой клиент садится напротив пустого стула, и его просят представить, что на этом стуле сидит кто-то другой, сам клиент или часть его самого.Затем терапевт побуждает клиента вступить в разговор с воображаемым человеком или частью человека. По ходу разговора клиент меняет роли, соответственно переключаясь с одного стула на другой. Техника пустого стула часто используется для повышения осведомленности клиентов о полярностях их личности, чтобы они могли работать над их интеграцией (Perls, Hefferline & Goodman, 1951).

 

Сообщение на вынос

Многие опытные практикующие врачи жалуются, что сегодняшнее обучение терапевтов недостаточно подчеркивает важность отношений (т.г., Ялом, 2002).

Школа мысли Ялома (Yalom, 2002) подчеркивает решающую роль, которую теплота, сочувствие и постоянное сосредоточение на «здесь и сейчас» играют в психологическом исцелении.

Он предупреждает, что недостаточно терапевтов побуждают пациентов углубляться, и считает, что мы должны учить наших студентов важности отношений с другими людьми: как вы работаете с ними, в чем состоит патология отношений, как вы исследуете свою совесть и как вы исследуете внутренний мир.

Проявите терпение ко всему, что осталось нерешенным в вашем сердце. Постарайтесь полюбить сами вопросы, как запертые комнаты и как книги, написанные на иностранном языке. Не ищите сейчас ответы. Они не могут быть даны вам сейчас, потому что вы не смогли их прожить. Это вопрос переживания всего. В настоящее время вам нужно жить вопросом. Возможно, вы постепенно, сами того не замечая, обнаружите, что переживаете ответ, в какой-то отдаленный день.

Райнер Мария Рильке, Письма молодому поэту

Как вы думаете, чего не хватает в современной практике разговорной терапии?

Надеемся, вам понравилась эта статья.Не забудьте бесплатно скачать три наших упражнения по позитивной психологии.

  • Чамблесс, Д.Л., и Оллендик, Т.Х. (2001). Эмпирически поддерживаемые психологические вмешательства: противоречия и доказательства. Ежегодный обзор психологии, 52 (1), 685–716.
  • Де Шазер, С., Берг, И. К., Липчик, Э. В. Е., Наннелли, Э., Молнар, А., Джинджерич, В., и Вайнер-Дэвис, М. (1986). Краткая терапия: Целенаправленная разработка решения. Семейный процесс, 25 (2), 207–221.
  • DeRubeis, RJ, & Crits-Christoph, P. (1998). Эмпирически поддерживаемые индивидуальные и групповые психологические методы лечения психических расстройств у взрослых. Журнал консультирования и клинической психологии, 66 (1), 37–52.
  • Дозуа, Д. Дж. А., и Ковин, Р. (2004). Опросник депрессии Бека-II (BDI-II), шкала безнадежности Бека (BHS) и шкала суицидальных мыслей Бека (BSS) 50. In M. Hersen (Ed.), Всеобъемлющий справочник по психологической оценке. Вили .
  • Эллис, А., и Макларен, К. (1998). Рационально-эмоциональная поведенческая терапия: руководство для терапевта . Издатели влияния.
  • Геретсеггер М., Элефант К., Месслер К. А. и Голд К. (2014). Музыкальная терапия для людей с расстройством аутистического спектра. Кокрановская база данных систематических обзоров 6.
  • Каслоу, Нью-Джерси, Танненбаум, Р.Л., и Селигман, M.E.P. (1978). TheKASTAN: Опросник атрибутивного стиля для детей (неопубликованная рукопись).
  • Кронке, К., Спитцер, Р.Л., Уильямс, Дж.Б., и Лёве, Б. (2010). Анкета здоровья пациента соматических, тревожных и депрессивных шкал симптомов: систематический обзор. Общая психиатрическая больница, 32 (4), 345–359.
  • МакГонигал, К. (2015). Положительная сторона стресса: почему стресс полезен для вас (и как справиться с ним). Рэндом Хаус.
  • Миллер, С. Д., Хаббл, Массачусетс, и Дункан, Б. Л. (1991). Справочник по краткосрочной терапии, ориентированной на решение. Джосси-Басс.
  • Перлз Ф., Хефферлайн Г. и Гудман П. (1951). Гештальт-терапия.
  • Петерсон, К., Семмель, А., Фон Байер, К., Абрамсон, Л.Ю., Металски, Г.И., и Селигман, М.Е. (1982). Опросник атрибутивного стиля. Когнитивная терапия и исследования, 6 (3), 287–299.
  • Петерсон, К., Шульман, П., Кастельон, К., и Селигман, M.E.P. (1992). CAVE: Контент-анализ дословных объяснений. В CP Smith (Ed.), Мотивация и личность: Справочник по тематическому контент-анализу (стр.383–392). Издательство Кембриджского университета.
  • Ратнер, Х., Джордж, Э., и Айвсон, К. (2012). Краткая терапия, ориентированная на решение: 100 ключевых моментов и техник . Рутледж.
  • Спилбергер, CD (2010). Опросник состояния-черты тревожности. В IB Weiner & WE Craighead (Eds.), Энциклопедия психологии Корсини.  Джон Уайли и сыновья.
  • Thayer, RE (1997). Происхождение повседневного настроения: управление энергией, напряжением и стрессом .Издательство Оксфордского университета.
  • Ялом, И. Д. (2002). Дар терапии: открытое письмо новому поколению терапевтов и их пациентов. ХарперКоллинз.

Понимание психотерапии и принципов ее работы

Психотерапию часто называют разговорной терапией, и это то, чем вы будете заниматься во время лечения. Вы и ваш психолог будете участвовать в диалоге о ваших проблемах и о том, как их решить.

Чего мне ожидать, если я продолжу психотерапию?

По ходу психотерапии вы продолжите процесс построения доверительных терапевтических отношений со своим психологом.

В рамках продолжающегося процесса знакомства с вами ваш психолог может провести некоторую оценку. Психологи обучены проводить и интерпретировать тесты, которые могут помочь определить глубину вашей депрессии, определить важные личностные характеристики, выявить нездоровые стратегии выживания, такие как проблемы с алкоголем, или выявить трудности в обучении.

Если родители привели способного ребенка, который, тем не менее, испытывает трудности в учебе, например, психолог может оценить, есть ли у ребенка проблемы с концентрацией внимания или скрытая неспособность к обучению.Результаты теста могут помочь вашему психологу диагностировать заболевание или предоставить дополнительную информацию о том, как вы думаете, чувствуете и ведете себя.

Вы и ваш психолог также продолжите исследовать свои проблемы посредством разговора. Для некоторых людей просто возможность свободно говорить о проблеме приносит облегчение. На начальных этапах ваш психолог поможет вам прояснить, что вас беспокоит. Затем вы перейдете к этапу решения проблем, работая вместе, чтобы найти альтернативные способы мышления, поведения и управления своими чувствами.

Вы можете отыгрывать новые модели поведения во время сеансов и выполнять домашнее задание, чтобы практиковать новые навыки в промежутках между ними. По ходу дела вы и ваш психолог оцените свой прогресс и определите, нужно ли переформулировать или расширить ваши первоначальные цели.

В некоторых случаях ваш психолог может предложить привлечь других. Например, если у вас проблемы в отношениях, может быть полезно, если к вам на сеанс присоединится супруг или партнер. Точно так же человек, имеющий проблемы с воспитанием детей, может захотеть привести своего ребенка.А тому, у кого проблемы с общением с другими, может помочь групповая психотерапия.

Когда вы начнете решать проблему, которая привела вас к психотерапии, вы также освоите новые навыки, которые помогут вам по-другому взглянуть на себя и мир. Вы узнаете, как различать ситуации, которые вы можете изменить, и ситуации, которые вы не можете изменить, и как сосредоточиться на улучшении вещей, находящихся под вашим контролем.

Вы также научитесь стойкости, которая поможет вам лучше справляться с будущими проблемами.Исследование лечения депрессии и тревоги 2006 года, например, показало, что когнитивные и поведенческие подходы, используемые в психотерапии, имеют устойчивый эффект, который снижает риск возвращения симптомов даже после окончания лечения. Другое исследование показало аналогичный результат при оценке долгосрочных эффектов психодинамической психотерапии.

Вскоре у вас появится новая перспектива и новые способы мышления и поведения.

Как извлечь максимальную пользу из психотерапии?

Психотерапия отличается от медицинского или стоматологического лечения, когда пациенты обычно сидят пассивно, пока специалисты работают над ними и сообщают им свой диагноз и планы лечения.Психотерапия — это не психолог, который говорит вам, что делать. Это активное сотрудничество между вами и психологом.

Фактически, сотни исследований показали, что очень важной частью того, что делает психотерапию эффективной, являются отношения сотрудничества между психологом и пациентом, также известные как терапевтический альянс. Терапевтический альянс — это то, что происходит, когда психолог и пациент работают вместе для достижения целей пациента.

Так что будь активным участником психотерапии.Помогите поставить цели лечения. Поработайте с психологом, чтобы составить временную шкалу. Задавайте вопросы о вашем плане лечения. Если вы считаете, что сеанс прошел не очень хорошо, поделитесь этим отзывом и проведите диалог, чтобы психолог мог отреагировать и более эффективно адаптировать ваше лечение. Попросите вашего психолога порекомендовать книги или веб-сайты с полезной информацией о ваших проблемах.

И поскольку изменить поведение сложно, практика также играет ключевую роль. Легко вернуться к старым образцам мышления и поведения, поэтому оставайтесь внимательными между сеансами.Обратите внимание на то, как вы реагируете на вещи, и применяйте то, чему научились на сеансах у своего психолога, в реальных жизненных ситуациях. Когда вы сообщаете своему психологу о том, что узнали между сеансами, эта информация может рассказать о том, что происходит в его или ее офисе, и помочь вам в дальнейшем.

Благодаря регулярной практике вы закрепите достигнутые успехи, быстрее пройдете психотерапию и сохраните свой прогресс после того, как закончите.

Должен ли я беспокоиться о конфиденциальности?

Психологи считают сохранение конфиденциальности чрезвычайно важным.Это часть их профессионального этического кодекса. Что еще более важно, это условие их профессиональной лицензии. Психологи, нарушающие конфиденциальность пациентов, рискуют в будущем утратить способность заниматься психологической практикой.

Чтобы сделать вашу психотерапию максимально эффективной, вам нужно быть открытым и честным в своих самых сокровенных мыслях и поведении. Это может быть нервным, но вам не нужно беспокоиться о том, что ваш психолог поделится вашими секретами с кем-либо, кроме самых экстремальных ситуаций.

Если вы обнаружите, например, что планируете причинить вред себе или другим, ваш психолог обязан сообщить об этом властям для вашей собственной защиты и безопасности других. Психологи также должны сообщать о жестоком обращении, эксплуатации или пренебрежительном отношении к детям, пожилым людям или людям с ограниченными возможностями. Вашему психологу, возможно, также придется предоставить некоторую информацию в судебных делах.

Конечно, вы всегда можете дать своему психологу письменное разрешение поделиться всеми или частью ваших дискуссий с вашим врачом, учителями или кем-либо еще, если вы пожелаете.

Психологи так серьезно относятся к конфиденциальности, что могут даже не признать, что знают вас, если столкнутся с вами в супермаркете или где-либо еще. И это нормально, что ты тоже не здороваешься. Ваш психолог не будет чувствовать себя плохо; он или она поймет, что вы защищаете свою конфиденциальность.

10 главных вопросов психологии и ответы на них

Шутка в том, что если вы зададите вопрос психологу, вы получите вопрос в ответ.«Почему мы мечтаем?» — спрашиваете вы, и ответ, который вы получаете в ответ, должен быть «почему вы хотели бы знать?» Однако на самом деле психологи задают и отвечают на фундаментальные вопросы по широкому кругу тем, от природы разума до причин дискриминации и всего, что между ними. Несмотря на то, что сократить список до 10 – задача непростая, далее следует хорошая выборка лучших попыток психологии ответить на ее лучшие вопросы.

1. Существует ли такое понятие, как ESP?

Возможно, в психологии нет более спорной и увлекательной темы, чем экстрасенсорное восприятие или экстрасенсорное восприятие.Три установленные формы экстрасенсорного восприятия:

  1. Телепатия – передача информации от одного человека к другому без известного опосредования сенсорной коммуникации
  2. Ясновидение — получение информации о местах, людях или событиях без участия известных органов чувств
  3. Предвидение — получение информации о будущем событии, которое нельзя было предвидеть с помощью каких-либо известных процессов логического вывода

Например, при исследовании телепатии, или пси, участники сидят в двух отдельных комнатах; в то время как один «передает» сигналы, другой пытается их «получить».Однако критики утверждают, что многие из эффектов, продемонстрированных в экспериментах по экстрасенсорному восприятию, можно просто объяснить ошибочной методологией и сенсорной «утечкой», когда участники непреднамеренно дают ответы. Единственной «экстрасенсорной» особенностью в таких случаях может быть то, что некоторые люди очень хорошо улавливают очень тонкие сигналы людей.

2. Почему мы видим сны?

Наши сны озадачивают нас и часто оставляют нас просыпающимися растерянными, дезориентированными, напуганными или, возможно, очень, очень довольными.Фрейд, конечно, предположил, что наши сны представляют собой бессознательные желания, которые мы боимся выразить в бодрствующей жизни. Самые последние объяснения не совсем несовместимы с этой теорией. Согласно модели активации-синтеза, сны — это истории, которые мы создаем из случайной стимуляции, возникающей в мозгу во время сна. Обновленная модель активации-интеграции-модуляции (AIM) предполагает, что сны отражают активность областей мозга в определенный момент, а также активность определенных нейротрансмиттеров.Это нейробиологическое объяснение считает, что истории, которые мы придумываем, частично отражают наши скрытые желания, но они не являются в первую очередь продуктом подавленных желаний.

3. Как мы можем более эффективно мотивировать себя с помощью подкрепления?

Мы все хотели бы быть более эффективными в достижении наших целей, и, по мнению бихевиористов, способ повысить нашу эффективность — это вознаграждать себя за маленькие шаги, которые приближают нас к желаемым результатам.Во-первых, найдите то, что вам действительно нравится делать, или что-то, что вы хотели бы иметь, что реально может служить наградой. Затем возьмите цель, которую вы надеетесь достичь, которую вы на самом деле могли бы достичь, но пока не преуспели. Затем двигайтесь в обратном направлении от этой цели к вашему нынешнему состоянию. Договоритесь о том, чтобы дать себе желаемые награды по мере того, как вы приближаетесь от того места, где вы сейчас находитесь, к желаемой конечной точке. Когда вы начнете прогрессировать, награждайте себя только тогда, когда вы продвинетесь вперед с того места, где находитесь сейчас.Например, если вы хотите сократить время просмотра телевизора и вместо этого чаще читать, вознаградите себя, разрешив себе смотреть телевизор только после того, как вы читали 20 минут, затем 30, а затем, может быть, 2 часа. К тому времени, когда вы доберетесь до двухчасовой отметки, кто знает, вам может так понравиться чтение, что вы даже не будете больше заботиться о просмотре телевизора.

4. Как заставить нашу рабочую память работать на нас?

Рабочая память — это часть вашей системы памяти, которая позволяет вам активно удерживать информацию в «сознании», потому что вы изучаете что-то впервые или пытаетесь вспомнить то, что вы узнали в прошлом.Теоретически вы могли бы хранить информацию в рабочей памяти неопределенное время, если бы думали только об этом и ни о чем другом, но очевидно, что это была бы не очень выполнимая задача. Хитрость заключается в том, чтобы хранить информацию столько, сколько вам нужно.

У психологов есть три простых приема, которые помогут вашей рабочей памяти:

  1. Разбиение на части. Организуя большие объемы информации в меньшее количество единиц («магическое число 7 плюс-минус 2»), вы сможете хранить информацию намного эффективнее, но тогда вам придется использовать шаг № 2. .
  2. Кодирование, чтобы вы могли его извлечь. Вы должны иметь возможность использовать организационную структуру, которую вы создали во время кодирования, если вы собираетесь использовать ее позже, поэтому вам нужно следовать поговорке «Если вы не t кодировать, вы не можете восстановить.»
  3. Использование «глубокой» обработки. В соответствии с уровнями теории обработки, чем больше смысла вы вкладываете в то, что пытаетесь запомнить, тем выше ваши шансы запомнить это. Даже включение списка слов, которые вам нужно запомнить, в предложение, а не просто запоминание их наизусть, даст вам более глубокое преимущество в обработке.

В то же время из исследований памяти очевидцев мы знаем, что память людей крайне ненадежна. Мы, вероятно, забудем мелкие детали или изменим мелкие детали переживаний, чтобы они соответствовали тому, что, как мы ожидали, должно произойти.

В ходе классического исследования памяти очевидцев участников просили оценить скорость двух автомобилей, попавших в аварию. Если их спросили, с какой скоростью двигались автомобили, когда они «врезались» друг в друга, участники оценили скорость как более высокую, чем если бы их спросили, с какой скоростью они двигались, когда «врезались» друг в друга.Точно так же люди могут быть введены в заблуждение, думая, что элемент был в списке слов, когда на самом деле его не было. Если вы прочитаете список слов, которые все относятся к категории «сладкий» (но на самом деле не включают «сладкий»), люди подумают, что слово «сладкий» было в списке. Полагаться на собственную или чужую память очевидцев — рискованное дело. Если вам нужно запомнить что-то, что происходит перед вами, либо запишите это, либо сделайте снимок на свой смартфон!

5. Что является ключом к решению жизненных проблем?

Виды проблем, которые психология может помочь вам решить, включают широкий спектр практических ситуаций, с которыми люди сталкиваются ежедневно.Будь то подключение нового компьютера, починка сломанной электропроводки, определение порядка приготовления блюд во время приготовления еды или определение наилучшего маршрута домой, есть похожие шаги, необходимые для того, чтобы стать хорошим решателем проблем.

Психологи советуют сначала понять природу проблемы, например, переставить кусочки головоломки или привести вещи в надлежащий порядок. Затем, что еще более важно, вам нужно непредвзято относиться к возможным решениям, даже тем, которые могут показаться немного необычными.На самом деле, иногда чем необычнее, тем лучше. Мы все очень склонны к ментальным установкам, и это может стать огромным препятствием для решения проблем. Наконец, будьте готовы начать все сначала, если ваши результаты не увенчались успехом. Цепляясь за свой первый ответ, даже если он не очень хороший, вы можете помешать вам когда-либо найти выход из вашей дилеммы. Спешка, чтобы решить проблему, вероятно, самая большая ошибка, которую совершают люди (кроме слишком долгого откладывания)!

6. Как мы можем более эффективно общаться?

Хорошее общение является ключом к нашему взаимодействию с другими людьми.Когда мы думаем о том, как общаться, мы часто сосредотачиваемся на устной или письменной речи. Однако, когда дело доходит до языка, важно не только то, что вы говорите, но и то, как вы это говорите.

Например, когда вы говорите, вы по определению должны излагать свою мысль линейно, а это означает, что первые слова, которые вы произносите в предложении, помогут слушателю понять, что последует. Например, фраза «извините» в начале разговора окажет гораздо большее влияние, чем извинения в конце длинного объяснения.

Тон, которым вы говорите, позволяет вашему слушателю понять, задаете ли вы вопрос или делаете утверждение. Однако, если вы похожи на многих людей, вы можете обнаружить, что произносите свои предложения так, как если бы они были вопросами. Это может сделать вас менее уверенным в себе и может подорвать вашу эффективность, когда вы пытаетесь убедить кого-то поверить, что вы знаете, о чем говорите.

Язык вашего тела может сказать о вас даже больше, чем язык слов. Большинство людей не смотрят другим в глаза, сутулятся, трясут руками и ногами, когда нервничают, и раскрывают то, что они на самом деле чувствуют внутри, через крошечные «микровыражения» на своих лицах.

Научитесь контролировать свой язык тела, и вы сможете контролировать впечатление, которое вы производите на других.

7. Что такое интеллект (и почему нас это должно волновать)?

Это определенно один из «больших» вопросов психологии. Изучение интеллекта имеет долгую историю в психологии, восходящую по крайней мере к началу 1900-х годов, когда педагоги стремились проверить умственные способности школьников. Не существует единственного, установленного определения, с которым в целом соглашались бы психологи, и даже в настоящее время нет единого четкого способа его измерения.

Существует также много споров по таким вопросам, как, например, можно ли «тренировать» интеллект в той степени, в какой интеллект влияет на ваши реальные достижения. Однако психологи, кажется, приходят к пониманию того, что интеллект — это больше, чем просто академические знания, и что любое хорошее определение должно включать такие атрибуты, как практические знания («уличная смекалка»), самопонимание и понимание других. Мы должны заботиться о том, что такое интеллект, потому что эти навыки распространяются далеко за пределы классной комнаты и могут важным образом обогатить нашу жизнь и жизнь других людей.

8. Что значит самореализоваться?

Согласно Абрахаму Маслоу, который сыграл важную роль в разработке теории самоактуализации, это непрерывный процесс реализации нашего собственного уникального потенциала. Теория предлагает известную иерархию потребностей, согласно которой самоактуализация стоит на вершине всех наших мотиваций.

Часто эта теория ошибочно описывается как предполагающая, что вы не можете думать об удовлетворении своих потребностей более высокого порядка, пока не будут удовлетворены ваши потребности более низкого порядка.Однако достаточно вспомнить несколько примеров самых известных самоактуализированных личностей, чтобы увидеть, что это не обязательно так. На самом деле, сам Маслоу считал, что многие самореализовавшиеся люди специально решили пойти на иногда опасные для жизни личные жертвы, чтобы реализовать свой внутренний потенциал. Также важно понимать, что не существует какого-то одного состояния «совершенства», которое характеризует самоактуализацию, вместо этого у каждого из нас есть свой собственный идиосинкразический способ достижения внутреннего удовлетворения.

9. Как связь между разумом и телом влияет на наши эмоции?

Психологи от Уильяма Джеймса до Ричарда Лазаруса боролись с идеей определения того, как наши психические состояния влияют на наши физические состояния и наоборот. Уильям Джеймс предложил теорию эмоций, в которой подчеркивалась роль тела в возникновении эмоциональных переживаний. Физиолог Карл Ланге предложил аналогичную теорию, поэтому эта теория известна под обоими именами. Теория предполагает, что наши телесные изменения следуют непосредственно из восприятия «захватывающего факта» и что эти телесные изменения являются эмоциями.

Физиолог Уолтер Кэннон считал таламус ключевой ретрансляционной станцией между корой и вегетативной нервной системой. Эмоциональный стимул активирует таламус, который, в свою очередь, активирует вегетативную нервную систему (которая затем вызывает возбуждение) и кору (которая интерпретирует событие и переживание эмоции). По словам Стэнли Шахтера и его коллеги Джерома Сингера, эмоции являются продуктом вегетативного возбуждения и реакций других людей в окружающей среде или контексте.Вместо этого гипотеза лицевой обратной связи предполагает, что наши эмоции могут определяться мышцами нашего лица. Если вы хотите быть счастливым, говорит это, вы должны улыбаться.

Несмотря на то, что ни одна из этих теорий не может быть полностью верной, психологи, кажется, согласны с тем, что наши эмоции определяются, по крайней мере частично, реакцией нашего тела, возможно, с дополнительной окраской, придаваемой нашими мыслями о данной ситуации.

10. Что важнее, природа или воспитание?

Вот один из самых актуальных вопросов всех времен.Однако, несмотря на то, что вы, возможно, узнали на вводном уроке психологии, в споре о природе и воспитании больше нет противопоставления. Вместо этого вопрос заключается в «и» и «как». Например, с помощью процесса, называемого эпигенезом, во время беременности находящаяся в состоянии стресса мать может изменить экспрессию генов у своего будущего ребенка. Другие способы взаимодействия природы и воспитания включают выбор ниши, когда генетическая предрасположенность детей заставляет их искать определенную среду, которая, в свою очередь, еще больше изменяет их развитие.

Подводя итог, я надеюсь, что вы согласны с этим списком 10 лучших вопросов и ответов по психологии. Вполне вероятно, что в эту десятку не вошли ваши личные фавориты или вы полностью согласны с этими ответами. Тем не менее, вы почти наверняка согласитесь с идеей, что психология может помочь нам не только понять тайны жизни, но и раскрыть новые тайны, которые мы будем продолжать исследовать.

Copyright Susan Krauss Whitbourne, Ph.D. 2013

«Что вы при этом чувствуете?» Почему ваш терапевт спрашивает

Это один из самых важных вопросов в терапии.Это стереотипно. Иногда это мешает. Это может привести к беспокойству и самоанализу.

И не уходит.

Ваш терапевт спрашивает вас, что вы чувствуете, является основным элементом большинства форм консультирования, и на то есть веские причины.

То, что вы сделаете с вопросом, может начать освобождать вас.

Да, мы все знаем, что терапия — это чувства. Перед тем, как кто-либо из нас вошел в кабинет терапевта, мы, вероятно, видели мультфильм, телешоу или фильм, в котором терапевт спрашивал человека, сидящего напротив: «Как вы себя чувствуете при этом?»

Дело в том, что люди приходят на терапию по миллиону разных причин.Это может быть связано с депрессивными или тревожными симптомами, травмой или нездоровым выражением гнева. Список можно продолжать и продолжать.

Мало кто приходит на терапию с заявленной целью: «Я хочу лучше понять и соединиться со своими чувствами». Всем остальным может показаться непродуктивным каждую неделю спрашивать, что они чувствуют. Все, что они знают, это то, что они хотят чувствовать себя лучше!

Обычный ответ на вопрос о чувствах — разочарование и раздражение. Особенно, если это происходит во время рассказа о событии или истории из прошлого.Если вы сосредоточены на чем-то на выходных или на работе, вопрос о чувствах может нарушить ваш поток.

Своевременный вопрос может привести к прорыву в отношении бесполезных паттернов, сложных чувств и негативных межличностных отношений.

Конечно, это может быть несвоевременный вопрос терапевта. Может быть, было бы полезнее, если бы они немного подождали, чтобы направить вас к размышлению. Хотя, может, и нет. Возможно, вопрос исходит из ощущения терапевта, что есть чувства, о которых вы можете не знать.

Своевременный вопрос может привести к прорыву в отношении бесполезных паттернов, сложных чувств и негативных межличностных отношений. Это может восстановить связь с любыми чувствами, которых вы, возможно, пытаетесь избежать, обдумывая ситуацию.

Так что да, вопрос может быть попыткой прервать и углубиться. Но если это вас злит, скажите об этом своему консультанту. Это тоже важная информация.

Это не тест

Обычный ответ на вопрос о чувствах — тревога или, что еще хуже, ощущение, что вы делаете что-то не так, если вы не уверены, что это за чувство.Внезапно может показаться, что вас «опрашивают» или проверяют.

Это тоже важная информация. Цель состоит в том (надеюсь!) чтобы вы не чувствовали себя неудачником. Вы находитесь на терапии, чтобы узнать о себе и о том, как лучше понять свои чувства. От вас не ожидают, что вы будете знать все ответы, не говоря уже о том, чтобы предвидеть вопросы. Сообщите, если вы чувствуете давление или ожидания от вашего консультанта.

Помните, что «я не знаю» является приемлемым ответом. Вы можете не осознавать, что испытываете какое-то чувство, потому что не склонны останавливаться и проверять себя.Если возникает вопрос о чувствах, это шанс сделать это.

И, может быть, в этот момент у тебя нет никаких чувств. Опять же, хорошая информация.

Слой чувств не единственный слой

Лучшее понимание того, что вы чувствуете в любой данный момент, — это не единственный аспект эмоционального благополучия, но это важный слой для изучения. Знание своих чувств может помочь вам лучше понять свои действия. Это может сообщить ваш будущий выбор.

Осознание своих чувств может помочь вам почувствовать себя менее беспомощным.Это может помочь вам чувствовать себя более уверенно.

Возможно, лучше всего то, что знание своих чувств дает им меньше контроля над вами.

© Copyright 2018 GoodTherapy.org. Все права защищены. Разрешение на публикацию предоставлено Джастином Лиой, MSW, LCSW, GoodTherapy.org Topic Expert

Предыдущая статья была написана исключительно автором, указанным выше. GoodTherapy.org не обязательно разделяет любые высказанные взгляды и мнения. Вопросы или опасения по поводу предыдущей статьи можно направлять автору или размещать в виде комментария ниже.

Пожалуйста, заполните все необходимые поля, чтобы отправить сообщение.

Пожалуйста, подтвердите, что вы человек.

7 вопросов, которые ваш терапевт, вероятно, задаст во время вашего первого сеанса

Итак, вы только что записались на первую терапевтическую встречу. Возможно, это ваша первая сессия в жизни. Или, может быть, вы говорили с кем-то в прошлом, но теперь вы собираетесь встретиться с новым терапевтом. Даже если вы знаете, что делаете позитивный шаг, вы все равно можете испытывать опасения.

«Нервничать — это нормально! Вы впервые встречаете кого-то, кто, вероятно, задаст вам очень личные и эмоционально чувствительные вопросы, и вы должны быть очень честными и откровенными с ними», — сказала HuffPost Джина Делукка, клинический психолог из Сан-Франциско. .«Это очень неестественная и нервная ситуация, и как терапевты мы стараемся быть чувствительными к этому».

Чтобы облегчить ваше волнение перед приемом, мы попросили терапевтов рассказать, что они обычно обсуждают с клиентами во время первого сеанса. Ниже они рассказывают, что вам нужно знать, чтобы правильно начать (или возобновить) терапию.

Вопросы, которые вам, вероятно, будут задавать

Это общие вопросы, которые терапевты задают своим новым клиентам во время первого приема.

Перед вашим первым сеансом ваш терапевт, скорее всего, пришлет некоторые документы для заполнения. Одним из этих документов, вероятно, будет анкета, в которой запрашивается ваша история болезни (включая любые лекарства, которые вы принимаете), услуги по охране психического здоровья, которые вы получали в прошлом, текущие проблемы или стрессоры, а также то, что вы надеетесь получить от терапии. . Терапевт рассмотрит ваши ответы и, возможно, захочет, чтобы вы уточнили их во время вашего первого совместного сеанса.

Вот некоторые из вопросов, которые вам могут задать и почему:

1.Что побудило вас обратиться к психотерапевту именно сейчас?

Терапевт хочет знать, происходит ли что-то в вашей жизни, что побудило вас записаться на прием в тот момент, когда вы это сделали. Это может быть что угодно: от неприятного разрыва отношений до конфликта с членом семьи, неуправляемого уровня беспокойства, сексуального насилия или каких-то серьезных изменений в жизни, таких как рождение ребенка или начало новой карьеры.

«Нам интересно узнать, какое событие или опыт предшествовали тому, чтобы вы решили обратиться за помощью, чтобы помочь нам понять природу проблемы и над чем вы хотите работать», — сказала Кейт Стоддард, терапевт по вопросам брака и семьи из Сан-Франциско. .

2. Как вы справлялись с проблемой(ами), которая привела вас к терапии?

Делукка задает этот вопрос своим новым клиентам, чтобы узнать, как они справляются со стрессовыми ситуациями и трудными эмоциями. Обращаются ли они к чему-то продуктивному, например, к медитации или проведению времени на свежем воздухе? Или они полагаются на нездоровые привычки, такие как чрезмерное употребление алкоголя или наркотиков?

«Я считаю полезным получить представление о текущих навыках и ресурсах преодоления трудностей моего клиента, чтобы мы могли использовать их или опираться на них в лечении», — сказала она.«Во-вторых, это позволяет мне оценить, использует ли мой клиент какие-либо нездоровые механизмы выживания, которые могут усугубить проблему и потенциально повлиять на лечение, такие как избегание, употребление психоактивных веществ или членовредительство».

3. Вы когда-нибудь лечились ранее?

Если вы разговаривали с психотерапевтом в прошлом, вполне вероятно, что этот человек делал что-то, что вам нравилось, а что-то нет. Ваш нынешний терапевт может использовать эту информацию, чтобы лечить вас наиболее эффективным способом, объяснил терапевт по семейным и семейным отношениям из Лос-Анджелеса Дэнни Гибсон.

«Если опыт был положительным, то почему? Если нет, то почему это был негативный опыт? Что бы вы хотели сделать по-другому?» он сказал. «Клиент руководит сеансом терапии — я выступаю в роли полезного гида».

Если вы ответите «нет» на этот вопрос, «терапевт может потратить больше времени на то, чтобы ознакомить вас со структурой и процессом терапии, а также с тем, как она работает», — сказал Стоддард.

4. Каково было расти в вашей семье?

Многие люди приходят на терапию, чтобы лучше понять себя и свое отношение к другим.По словам Зайнаб Делавалла, клинического психолога из Атланты, знакомство с детством клиента и динамикой его семьи может дать представление о том, кем он является сегодня.

«Хотя не факт, что люди будут повторять те же роли, которые они усвоили в детстве, часто модель взаимоотношений, которая у них развивается, связана с тем, как они усвоили определенные ролевые ожидания в прошлом», — сказала она.

5. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы причинить себе вред или покончить с собой?

У тех, кто испытывал суицидальные мысли или причинял себе вред в прошлом, такие вопросы могут вызвать тяжелые эмоции.Но для вашего терапевта крайне важно знать эту информацию с самого начала.

«Большинство клиницистов захотят узнать, боретесь ли вы с мыслями о причинении себе вреда с самого первого сеанса, чтобы они могли быть уверены, что рекомендуют соответствующий уровень ухода», — сказал Делавалла.

Если вы ответите «да», Делукка сказал, что вы можете ожидать дополнительных вопросов, таких как: «Есть ли у вас текущие мысли о самоубийстве?» — У тебя есть план самоубийства? «Вы намерены действовать в соответствии с этими мыслями?» и «Есть ли у вас средства для выполнения плана?»

6.Насколько вы чувствуете связь с окружающими вас людьми?

Одиночество может иметь серьезные последствия для психического и физического здоровья. Итак, ваш терапевт хочет знать, есть ли у вас уже надежная система поддержки. Если нет, они могут помочь вам работать над его созданием.

«Существует множество исследований, подтверждающих важность социальной поддержки для поддержания психологического благополучия», — сказал Делавалла. «Хорошее понимание вашей социальной сети поможет вашему терапевту понять, как лучше всего использовать ресурсы социальной поддержки для улучшения лечения и должно ли усиление социальной поддержки быть частью ваших целей лечения.”

7. Чего вы надеетесь достичь в терапии?

«Полезно изучить этот вопрос более подробно во время первого сеанса, чтобы услышать ожидания клиента в отношении терапии, а также помочь ему управлять своими ожиданиями относительно того, как процесс изменений работает через терапию», — сказал Стоддард.

При постановке целей терапии как можно конкретнее укажите, как могут выглядеть эти улучшения в вашей жизни. Вместо того, чтобы просто сказать, что вы хотите быть «более уверенным в себе», подумайте о том, какими могут быть конкретные маркеры этого изменения.

«Например, как бы вы узнали, если бы были более уверенными в себе? Что бы вы делали по-другому, если бы были более уверенными в себе?» — сказал Делукка. «Получив более наблюдаемые и измеримые цели, мы сможем лучше отслеживать ваш прогресс и знать, эффективна ли терапия».

Другие способы подготовки к первому сеансу

asiseeit via Getty Images

Чтобы подготовиться к первому приему, составьте список вопросов, которые могут возникнуть у терапевта.

Теперь вы знаете, какие вопросы вам, скорее всего, будут задавать на первом приеме. Надеюсь, вы уже заполнили документы о приеме (обратите внимание, что большинство терапевтов размещают эти документы в Интернете, чтобы облегчить процесс, сказал Делавалла).

Если вы хотите чувствовать себя более подготовленным к первому сеансу, по мнению наших экспертов, следует помнить еще несколько вещей:

Спросите себя, чего вы ждете от терапевта

.

У специалистов по психическому здоровью разные стили и подходы к терапии. Подумайте о том, что вы хотите, чтобы ваши сеансы проходили. Затем поделитесь этой информацией с терапевтом, чтобы он знал, как лучше всего работать с вами.

«Хотя терапевт является оплачиваемым специалистом, если вы тот, кто знает, что вы хотите прийти и у вас есть место, где вас выслушают, важно сообщить об этом своему терапевту», — сказал Стоддард. «В качестве альтернативы, если вы чувствуете, что хотите, чтобы вас направляли во время сеансов, и не знаете, о чем говорить, важно также сообщить им об этом.

Будьте готовы много говорить.

Во время первоначальной встречи предстоит охватить много тем, поэтому вы можете рассчитывать на то, что большую часть этой сессии вы потратите на разговоры, а не на слушание.

«Во время первых нескольких сессий я задаю много открытых вопросов, потому что хочу, чтобы клиенты говорили мне то, что им удобно говорить мне, — говорит Делавалла. «Если это не связано напрямую с проблемами, которые клиент хочет решить в терапии, я стараюсь не задавать очень навязчивых вопросов во время первого сеанса, потому что я не хочу, чтобы клиенты чувствовали себя незащищенными.

И помните, если есть что-то, что вы хотите, чтобы ваш терапевт знал, говорите об этом. «Хотя мы хорошо обучены, мы не умеем читать мысли», — добавил Делавалла.

Но ничего страшного, если вы не готовы сразу обнажить душу.

Хотя вы хотите быть максимально открытыми и честными во время первой встречи, понятно, что вам может потребоваться больше времени, прежде чем углубляться в глубоко личные проблемы или прошлые травмы.

«Мы понимаем, что иногда может потребоваться некоторое время, чтобы построить комфортные и доверительные отношения с нашими клиентами», — сказал Делукка.«С учетом сказанного, не стесняйтесь сообщить своему терапевту, если вы не чувствуете себя готовым говорить на определенную тему».

Знайте, что терапия — это место, где можно почувствовать себя услышанным, а не осужденным.

Терапевт никогда не должен заставлять вас чувствовать, что вас осуждают или критикуют за то, что вы думаете, чувствуете или через что проходите. Присутствие этого человека должно успокаивать вас, а не заставлять замолчать.

«Важно обращать внимание на то, как вы себя чувствуете, когда находитесь в комнате с терапевтом, — сказал Делавалла.«Чувствуете ли вы себя комфортно, открываясь этому человеку, не опасаясь осуждения, и считаете ли вы, что его терапевтический стиль соответствует вашей личности».

Если вы двое не подходите друг другу, это тоже нормально. Поиск подходящего психотерапевта может занять некоторое время.

Составьте список любых вопросов, которые у вас есть к своему терапевту.

Если вы хотите узнать больше о философии терапевта, его образовании и квалификации, а также о продолжительности и частоте сеансов, первая встреча — отличное время для получения этой информации, сказал Гибсон.

Вы можете чувствовать себя хуже, прежде чем почувствуете себя лучше.

Терапия — это не быстрое решение. Терапевтический процесс требует времени, так что наберитесь терпения; многие вопросы невозможно решить за один-два сеанса.

«Терапия может снять покров и раскрыть определенные мысли и чувства, которые до сих пор сдерживались, и это может привести к временному ухудшению некоторых симптомов», — сказал Делавалла. «В конечном счете, вы должны изучить эффективные механизмы преодоления в терапии, которые облегчат эти симптомы.”

Если вам или кому-то из ваших знакомых нужна помощь, позвоните по номеру 1-800-273-8255 по номеру Национальной линии спасения от самоубийств. Вы также можете бесплатно отправить сообщение HOME на номер 741-741, , круглосуточную поддержку из Crisis Text Line. За пределами США, пожалуйста, посетите Международную ассоциацию по предотвращению самоубийств для получения базы данных ресурсов.

You Should See Someone — это серия HuffPost Life, которая научит вас всему, что вам нужно знать о терапии.Мы даем вам информацию, без Б.С. истории о том, как обратиться за помощью в области психического здоровья: как это сделать, чего ожидать и почему это важно. Потому что заботиться о своем разуме так же важно, как заботиться о своем теле. Найдите все наши репортажи здесь и поделитесь своими историями в социальных сетях с хэштегом #DoingTherapy.

14 вопросов, которые следует задать терапевту перед первым приемом

По данным опроса 2010 года, проведенного при поддержке Национального института психического здоровья, только около половины американцев, у которых диагностирована большая депрессия, получают лечение от нее.Для этого шокирующего числа существует множество факторов, включая стоимость, доступность и доступность, но, конечно, не помогает то, что найти хорошего терапевта — это сложная и вызывающая беспокойство ситуация.

Чтобы уменьшить эти опасения, узнайте, помогут ли профессиональный стиль и подход терапевта достичь ваших целей, прежде чем вы ляжете на кушетку для своего первого полноценного сеанса. Думайте о найме психотерапевта, как о покупке новой машины или дома — вам нужно провести исследование.И чем больше исследований вы проведете, тем комфортнее вы будете себя чувствовать во время терапии и тем больше вероятность того, что вы будете ее придерживаться.

Большинство терапевтов предлагают 15-минутную консультацию, во время которой вы можете объяснить свои цели и задать им вопросы. Вот главные вопросы, которые вы должны задать терапевту, прежде чем записываться на прием.

Основные вопросы, которые следует задать будущему терапевту

Часто неудобно говорить с врачом о стоимости или его полномочиях, но обе эти темы могут иметь важное влияние на вашу способность продолжать обращаться за лечением и доверие, которое вы оказываете своему поставщику.Кроме того, любой достойный терапевт будет рад открыто обсудить цены, страховку и другие практические вопросы. В конце концов, если вы беспокоитесь о платежах, вы только усугубляете свои проблемы.

  • Как долго вы занимаетесь?
  • Какие лицензии и сертификаты у вас есть и к каким профессиональным организациям вы принадлежите?
  • Сколько вы берете? Какие у вас варианты скользящей шкалы?
  • Сколько у вас было клиентов с такими же обстоятельствами, как и у меня? Когда вы в последний раз работали с кем-то похожим на меня?
  • Опишите своего идеального пациента.

Подходит ли этот терапевт?

Очень важно найти терапевта, который соответствует вашей личности. Если вы нервничаете по поводу начала терапии, возможно, лучше всего подойдет более целенаправленный подход к достижению ваших целей. Или, если вы ветеран терапии, возможно, подойдет прямой путь. И не бойтесь спрашивать потенциального терапевта об их личном опыте терапии — хороший терапевт верит в свою область и знает, каково это — лежать на кушетке.

  • Каковы ваши сильные и слабые стороны как консультанта?
  • Какова ваша общая философия и подход к оказанию помощи? Вы более директивны или более направляющие?
  • Вы сами проходили терапию? Как недавно?
  • Как часто вы обращаетесь за консультацией к коллегам?

 

Постановка целей терапии

Поздравляем! Вы преодолели первое препятствие — обратились за помощью. Это большое дело, и вы должны гордиться собой.Теперь вам нужно записать несколько целей, чтобы обсудить их с вашим потенциальным терапевтом, чтобы вы могли продолжать преодолевать эти препятствия в будущем. Ставя цели, вы увеличиваете ценность своего времени в терапии и настраиваете себя на успех!

  • Как часто вы ожидаете меня видеть? Как долго?
  • Как вы устанавливаете цели консультирования? Какие они? Что для вас успех?
  • На что похож типичный сеанс? Какова продолжительность сеансов?
  • Какие домашние задания/чтение вы даете пациентам?
  • Как мне подготовиться к первому сеансу?

Молли Блаудофф-Инделикато — независимый репортер по вопросам науки, здравоохранения и окружающей среды из Вашингтона, округ Колумбия, чьи работы были опубликованы в National Geographic , NPR, Scientific American , The Atlantic , Newsweek и Nature.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *